Бремя Юртов

Нортон Андрэ

Теперь она чувствовала глубоко в себе проблеск какой-то потребности. В чем? Почему наказание должно накладываться на поколения? Что должны они найти для полного освобождения? Если не звезды, с которых они были изгнаны, значит, что-то здесь, и они не должны держаться от этого в стороне, не должны разобщаться среди своих? Элосса опустила руки и уставилась на темный безжизненный экран.

— Что же мы должны делать? — спросила она вслух, и ее голос громко прозвучал в мертвой тишине комнаты.

Глава 8

На ответ она не надеялась.

Она была уверена, что никогда больше не услышит этого голоса. Решение должно было прийти из ее возросшего знания или, может быть, родиться от ее мыслей и действий. Она медленно поднялась с кресла. Как ее высшее сознание было в изнеможении от упорных поисков конца путешествия, так теперь в ней угасала надежда и вера в будущее.

Что же осталось юртам? Те, чьи предки когда-то летали к звездам, теперь навечно прикованы к миру, ненавидящему их — отверженных бродяг. Есть ли у них какая-то цель? Не лучше ли им вообще перестать существовать?..

Черные горькие мысли затопили ее сознание, делали мир серым и холодным.

— Небесный дьявол!

Элосса повернулась и встретилась взглядом с раски. Она совсем забыла о нем. Видел ли он то, чему она вынужденно была свидетельницей, — картину уничтожения мира его предков? Она протянула руку ладонью кверху.

— Ты видел?

Может быть, изображение на экране было только для нее и вызвано мысленной силой, недоступной раски?

Он шагнул вперед. Безумия в его глазах не было, он был обычным человеком. Никакие эманации мертвых не держали его в плену, но лицо его было суровым и застывшим, и Элосса не могла больше пользоваться мысленным поиском, чтобы прочесть его мысли, словно в нем был барьер, какой ставили себе юрты.

— Видел… — помолчав, ответил он. — Этот… — он крепко ухватился за спинку кресла. — Этот ваш корабль… принес смерть городу. — Он сделал паузу, как бы подыскивая точные слова. — Мы были великим народом, ты же видела? Мы не жили в дрянных хижинах! Кем мы стали бы, если бы не вы?

Девушка не ответила. Да, город, который она видела во сне и на экране, был более великим, чем какой-либо из существующих сейчас в этом мире. И так же — теперь она видела это — Стэнс отличался от других раски. В нем осталось что-то от способностей тех, кто строил Кал-Хат-Тан.

— Вы были великим народом, — согласилась она. — Город погиб, народ остался в шоке и отчаянии. Но… Что произошло потом? — Ее мозг начал сбрасывать тяжкое бремя печали и отчаяния, туманившее ее мысли. — То, что случилось здесь, было очень и очень давно. За несколько лет природа не закрыла бы так развалины, и звездный корабль не погрузился бы так глубоко в землю. Почему твой народ не нашел сил опять подняться? Вы живете в грязных хижинах, боитесь всего, что отличается от вас, и не пытаетесь стать другими.

Лицо его потемнело, губы раскрылись, как будто он хотел обругать ее, и она чувствовала поднимающуюся в нем злобу. Затем его рука, сжимавшая спинку кресла, слегка расслабилась.

— Почему? — повторил он, как бы спрашивая самого себя.

Последовало долгое молчание. Его напряженный взгляд переходил

от Элоссы к мертвому теперь экрану за ее спиной.

— Я никогда не задумывался, — тихо заговорил он уже без злобы. — Почему? — теперь он спрашивал экран. — Почему мы погрузились в грязь и остались в ней? Почему наш народ преклонил колени перед таким верховным правителем, как Галдор, который только и умеет, что набивать брюхо, да бегать за женщинами? Почему? — Его глаза вновь обратились к Элоссе. В них загорелся неистовый жар, как будто он хотел силой своей воли вырвать у нее ответ.

— Спроси раски, а не юртов, — ответила Эпосса.

— Нет! Юртов!

Она сделала ошибку, сфокусировав его внимание на себе. В нем еще была злоба, но уже не такая сильная.

— Что имеете вы, юрты? — он внимательно следил за ней, как бы предполагая, что она в любой момент может воспользоваться каким-то оружием. — Что вы имеете, чего нет у нас? Вы живете в пещерах и в шалашах и устроены не лучше, чем руг и саргон. Вы носите грубые одежды, в каких ходят наши полевые рабочие. У вас нет решительно ничего! Однако вы можете ходить среди нас, и никто, даже переполненный ненавистью, не поднимет на вас руки. Вы умеете плести чары. Значит, вы живете среди этих чар, юрт?

— Могли бы, но мы этого но делаем. Если кто-то один обманет себя, он погубит все. — Элосса еще никогда не разговаривала с раски, если не считать самых необходимых слов, например, при покупке пищи на каком-нибудь рынке, и теперь его слова смутили ее. Она оглянулась вокруг.

Здесь все было сделано юртами, теми юртами, что жили, как сказал Стэнс, в пещерах и хижинах гораздо более примитивных, чем жилища раски. Одежда на ней была выткана ею самой, грубая, почти бесцветная. Элосса, в сущности, никогда не глядела на себя и других, она принимала все, как часть жизни. Теперь же, увидев это как бы со стороны, она впервые задумалась. Их жизнь была нарочито суровой и унылой. Часть наказания?

Те же годы прошли и для юртов, и для раски. Как раски не вернули себе то, что потеряли, так и юрты пальцем не шевельнули, чтобы облегчить кару, наложенную на них. И обе расы будут так жить всегда?

— Обманывать себя? — Стэнс прервал ее мысли. — Что это за обман, юрт? Если мы, раски, говорим про себя о великих вещах, отнятых у нас, и о том, что нам нечего и думать снова подняться на такую высоту, — разве мы обманываем себя? Мы видим правду и не отмахиваемся от нее. А вы, юрты, пришедшие со звезд, из-за ошибки, сделанной давным-давно человеком вашей крови, так и будете вечно под наказанием?

Элосса глубоко вздохнула. Он бросал ей вызов. Возможно, юрты выиграли больше, получив высшее сознание. Но возможно также, что они приняли это как неожиданное благо. Теперь она, в свою очередь, задала вопрос:

— Задавался ли ты таким вопросом, Стэнс из Дома Филбура?

Он все еще хмурился, но уже не по поводу нее, как она догадывалась. Его захватила какая-то мысль, которой раньше у него не было.

— Нет, юрт.

Странно раздраженная формой его обращения, девушка перебила его: