БРЕНД. Повод для убийства
Шрифт:
– Конечно, я права! – сказала Марина, глядя в телекамеру. – Если хотите, можете убедиться сами… На лейблах «Тренда» с изнанки на золотой полоске вы сможете прочитать фамилию автора – «Серегин»…
– На каких еще лейблах? Какая такая золотая полоска? – Говоров говорил тихо, но в возникшей вдруг тишине его шепот был слышен даже в дальних углах торгового зала.
Публика, жадная до скандалов, бросилась к кронштейнам с одеждой. Не глядя на размеры, не теряя времени на примерку, солидные vip-персоны и ушлые журналисты срывали с кронштейнов жакеты, блузки и платья. Поспешно искали на них этикетки «Тренда», и наконец кто-то с
– Есть! Есть золотая полоска! «Серегин» – все точно!
Участники презентации, совсем потеряв голову, сметали с кронштейнов все, что было выставлено на продажу – тем более за полцены. Самые шустрые бросились к кассе оплачивать эксклюзивные покупки.
– Какой успех! – сказала Марина Говорову, растерянно смотревшему на происходящее.
– Нам пора, – Марина потянула Ивана к выходу.
Разборки, которые неизбежно должны были последовать за случившимся, ее не интересовали…
Глава 53
Иван довез Марину до дома – благо, это было совсем близко – и обещал заехать за ней утром, по дороге в редакцию. Маринин демарш они не обсуждали, но Иван выглядел подавленным. «Одно из двух, – подумала Марина, – или он не одобряет моих действий, или боится, что стал невольным участником публичного скандала. Впрочем, это его проблемы…»
Что делать дома в такую рань – обычно она возвращалась с работы после десяти – Марина не знала. Некая эйфория оттого, что она хоть как-то смогла отомстить за Серегина, что по сути дела сорвала презентацию отобранного у него «Тренда», очень скоро сменилась печальными размышлениями о том, к чему все это может привести. Николаю Андреевичу это не должно повредить, решила она. А вот как теперь будет развиваться ее план по поводу испытания славой? Похоже, она сама его сорвала – Говоров и Костин будут осторожнее и, скорее всего, сократят свои контакты со средствами массовой информации. Впрочем, это станет понятно уже в самое ближайшее время, как только появятся сообщения о неудавшейся презентации…
А почему, собственно говоря, неудавшейся? Марина неожиданно поняла: написать о том, что происходило сегодня в бутике, можно по-разному. Можно вообще проигнорировать то, о чем говорила Марина, и сообщить читателям, зрителям и слушателям, что все товары в бутике были распроданы в первый же вечер…
«Я все испортила», – с отчаянием думала Марина. Она ругала себя за несдержанность, за разговор с Илоной… «И Иван неслучайно был таким удрученным, даже растерянным, – поняла она. – Я вела себя, как дешевая интриганка на коммунальной кухне…»
Настроение у нее совсем испортилось. И поговорить было не с кем. Да и вряд ли кто-нибудь смог бы ее понять. Игорь? Он вообще ни о чем не должен знать. Будет ругаться, говорить: «Я знал, что все бабы – дуры, но не до такой же степени…»
Она проигрывала различные варианты его реакции, снова и снова вспоминала все, что происходило несколько часов назад… Вспоминала свои реплики, разговор с Илоной и Говоровым, и то, как он смотрел на толпу покупателей, расхватывающую товары с лейблами, тайно подписанными Серегиным… «А ведь теперь им придется заказывать новые этикетки», – сообразила Марина. Однако она не была уверена в том, что это надо было делать – из чисто юридических соображений. Может, ничего криминального в подписи Серегина и не было. Все зависит от того, на каких условиях он продал свое дело, как был
После нескольких часов мучительных переживаний, размышлений о том, правильно ли она поступила, Марина решила, что никаких последствий ее действия иметь не будут. «Много шума из ничего» – такой она сделала вывод. И успокоилась.
Где-то около девяти утра ей позвонили. Она решила, что это Иван Миронов хочет сообщить, когда он за ней заедет. Она чуть было не сказала в трубку: «Иван», но голос звонившего был ей незнаком. Марине сообщили, что ее машина, припаркованная возле редакции «Воздух времени», этим утром была взорвана, и ей надо срочно приехать на место происшествия. Марина обещала, что будет в самое ближайшее время, и в ужасе повесила трубку.
«Ну вот, Говоров и расквитался со мной за свое унижение!» – Марина не сомневалась – это был его ответ на ее победительную реплику – «Какой успех!» «Нашла, с кем связываться», – отругала она себя. Надо было звонить Игорю, но Марина боялась сообщать ему эту новость. К тому же вот-вот должен был подъехать Миронов, и Марина позвонила ему – узнать, выехал ли. Иван уже находился поблизости и сказал, что минут через десять она может спускаться, он припаркуется у нее во дворе. «Успею позвонить Магринову», – решила Марина и набрала его номер. Следователя на месте не оказалось, абонент был недоступен. «Игорь мне не простит, если я ему не скажу…» – Марина стала звонить мужу, но он почему-то трубку не взял.
– Что-то случилось? – спросил Иван, открывая ей дверцу машины.
– Случилось, – Марина села рядом с ним, и они отъехали от подъезда. – Мою машину взорвали… На стоянке, возле редакции…
– Ну и дела… – мрачно сказал Миронов.
Некоторое время он молчал, потом спросил нервно и почему-то требовательно:
– И вы, конечно, считаете, что это случайность?
– Честно?
– Конечно…
– Я воспринимаю это как ответ Говорова на мою прощальную реплику… Кажется, я ему сказала: «Какой успех!»
– Это точно, я слышал… Он еще как-то странно посмотрел на вас…
– Мне тоже так показалось… Он был растерян и зол. Просто не в себе…
– Но это к делу не подошьешь…
Миронов вел машину нервно, то сбрасывая, то набирая скорость, то обгонял идущие перед ним машины, то терпеливо стоял на перекрестках в ожидании, когда переключится светофор.
Спешить, откровенно говоря, было некуда. Им предстояли допросы, выяснения обстоятельств, разбирательство. Марина не была уверена, что ей следует рассказывать о вчерашней презентации – то, что ей – и, возможно, Миронову – кажется очевидным, люди посторонние вполне могут посчитать ничтожным пустяком. А ее будут воспринимать как склочницу, стремящуюся оговорить известных, достойных уважения людей.
– Да, попала я в переплет, – Марина вздохнула.
– Могу только согласиться с вами, выразить, так сказать, соболезнование, – Миронов говорил с иронией – то ли пытался сохранить таким образом некое душевное равновесие, то ли на самом деле проявлял к Марине сочувствие. Но к чему тогда ирония?
– Машину, конечно, жалко, – Марина продолжала размышлять вслух. – Они явно не собирались меня убивать…
– Иначе они подложили бы взрывчатку под мой автомобиль, потому что мы приехали вместе…