Брестская крепость
Шрифт:
Два дозорных стреляли в ответ, топили своими пулями резиновые лодки с солдатами врага, появившиеся на реке, вели огонь по немецким сапёрам, готовившим переправу. Потом патроны кончились, они отошли в глубь острова и примкнули к группе пограничников под командованием лейтенанта Жданова, занявших оборону около недостроенных дотов. Там они дрались до последних чисел июня. Позже остатки этой группы переплыли Буг и пришли в центральную крепость.
А в ночь с 5 на 6 июля десятка два оставшихся в живых пограничников с боем вырвались за внешние крепостные валы. В темноте они растеряли друг друга, и Михаил Мясников, оставшись с тремя товарищами, много дней пробирался через Пинские болота на восток, и уже около города Мозыря им удалось перейти линию фронта.
До конца войны М. И. Мясников сражался на фронте.
Оказался жив и другой участник боев на Западном острове – бывший командир транспортной роты 17-го погранотряда Аким Чёрный, ныне житель города Сумы. Он сражался в другой группе, командование которой принял на себя офицер-пограничник старший лейтенант Мельник. В центральной крепости, один с Кижеватовым, другой в группе Фомина, участвовали в боях пограничники девятой заставы – Григорий Еремеев и Николай Морозов. Как и Аким Чёрный, они, потом раненные, попали в плен, и их не расстреляли только потому, что на них не было гимнастёрок с зелёными петлицами. Григорию Еремееву впоследствии посчастливилось бежать из плена, и он воевал в партизанских отрядах на землях Югославии и Италии. Сейчас он заведует вечерней школой рабочей молодёжи в далёком городе Кызыл-Кия, в Киргизии, а его товарищ Николай Морозов жил и работал в Донбассе, а теперь переехал в Николаевскую область. Отыскался пограничник Брестской крепости Павел Балденков, живущий теперь в Оренбурге, и некоторые другие.
Прислал мне письмо бывший врач 17-го Краснознамённого погранотряда Горяинов, который сообщает ряд важных подробностей обороны. Ещё после первых моих радиопередач отозвался бывший начальник 17-го Краснознамённого погранотряда, ныне полковник в отставке, Александр Петрович Кузнецов, который живёт сейчас в Москве. Мы встретились с ним, и он рассказал мне много интересного о пограничниках, которые служили в его отряде.
Особенно любопытное, глубоко волнующее сообщение о пограничниках Брестской крепости получено мною несколько лет назад от технорука московского кинотеатра «Ударник» Константина Коршакова. К. И. Коршаков в 1941 году служил в пограничных частях и был радистом, обслуживавшим полевую радиостанцию. В то время радиостанции пограничников были самыми мощными и надёжными, и в условиях первых боев, когда связь на фронте часто нарушалась, их нередко придавали нашим стрелковым соединениям, для того чтобы обеспечить чёткое управление войсками в тех или иных ответственных операциях.
В июле 1941 года К. И. Коршаков со своей радиостанцией был послан в 262-ю стрелковую дивизию, которая в то время находилась близ Малоярославца и вместе с другими нашими соединениями готовилась нанести контрудар по 16-й немецкой армии, действовавшей в этом районе. В самых последних числах месяца (Коршаков ясно помнит, что это было после 25 июля) он однажды нёс своё обычное дежурство в эфире. Рядом с радистом, как всегда, лежал список позывных сигналов различных радиостанций погранвойск. В этом списке значилась и радиостанция пограничников Брестской крепости. Правда, её позывные уже больше месяца не слышались в эфире, и все считали, что погранзастава, стоявшая в крепости, давно погибла.
И вдруг раздались позывные этой радиостанции. Вслед за тем Коршаков принял радиограмму следующего содержания (я привожу её дословно, так, как мне передавал её Коршаков):
«Положение тяжёлое, крепость падает, уничтожаем гадов, сами взрываемся».
Затем следовала шифрованная подпись, но радист её не разобрал. Он начал посылать в эфир сигналы, прося повторить радиограмму. Прошло около получаса, и он услышал: «Я вас понял, я вас понял, повторяю радиограмму». А потом последовал тот же текст: «Положение тяжёлое, крепость падает, уничтожаем гадов, сами взрываемся». И снова Коршаков не разобрал подписи, но на этот раз, сколько ни посылал он запросов, радиостанция пограничников Брестской крепости уже не ответила ему.
Эту радиограмму тогда же передали в Москву, а там, под Малоярославцем, её в тот же вечер огласили на партийном собрании части. Говорят, что и в других частях, стоявших на этом участке фронта, перед наступлением зачитывалась волнующая радиограмма брестских пограничников, поднимавшая дух бойцов, звавшая их на новые подвиги.
Может быть, эта радиограмма когда-нибудь отыщется в наших военных архивах. Ещё предстоит выяснить, кто были эти люди, которые взорвали себя вместе с врагами там, в Брестской крепости, спустя более чем месяц после начала боёв. Были ли то группы пограничников, засевшие в дотах на Западном острове, отряд старшего лейтенанта Мельника, или, быть может, остатки заставы Кижеватова, дравшиеся в центре крепости? Все это пока остаётся тайной, и, наверное, предстоит преодолеть немало трудностей, прежде чем мы узнаем, кто были эти герои, пославшие в эфир весть о своём подвиге.
ОКОЛО КРЕПОСТИ
Громом с ясного летнего неба обрушилась война на приграничную советскую землю. Полная внезапность этого удара сыграла свою роковую роль и дала врагу, как он и предполагал, немалые преимущества, во многом подготовив успех немцев в первые месяцы войны.
Но, захватив врасплох наши войска, гитлеровцы тоже неожиданно для себя встретили в приграничных районах такое сопротивление, на которое они вовсе не рассчитывали. Несмотря на внезапность нападения, первые квадратные километры советской территории достались противнику ценой тяжёлых потерь, и не одна Брестская крепость стала на пути врага. Как бы десятки маленьких крепостей разом возникли вдоль всей границы с первыми взрывами вражеских снарядов. Это не были крепости, построенные из камня и бетона, и я называю их так лишь в переносном смысле слова. Крепость и сила духа советских людей – вот что делало их страшными для врага. Такими маленькими крепостями стали в то первое утро войны многие пограничные заставы 17-го Краснознамённого погранотряда, вытянутые длинной цепочкой по берегу Западного Буга, севернее и южнее Брестской крепости.
Если армию можно застать врасплох внезапным нападением, этого нельзя сделать с пограничниками. Вся жизнь, весь ежедневный быт «людей в зелёных фуражках» проникнуты неослабевающей насторожённостью, постоянным ожиданием покушений на границу. Они всегда готовы встретить и малую и большую войну, и от их глаз не укроются признаки приближения грозных событий.
Брестские пограничники, как мы знаем, наблюдали за приготовлениями немцев в приграничной полосе. Они видели и понимали, что у дверей Родины происходит что-то неладное, и доносили обо всех действиях своего зловещего соседа. Не их вина, что все эти предупреждения были бесплодными. Только одно оставалось им теперь – встретить натиск нападающих, сделать всё возможное, чтобы хоть немного задержать противника на государственном рубеже и, если нужно, умереть на этих первых метрах родной земли. Они выполнили этот свой долг, и заставы их стали крепостями на дорогах врага.
Крепостью были окопы 5-й заставы на лугу около деревни Челеево, в 10 километрах от Бреста. Несколько раз поднимались цепи автоматчиков в атаку на этот рубеж: 300-400 человек против 60. Пулемёты пограничников неизменно укладывали их на луг, и многих укладывали навсегда.
Потом вперёд вынесся немецкий танк, но бойцы заставы подорвали его гранатами. Тогда немцы привели на луг мирных жителей Челеева, гоня перед собой плачущих женщин, детей, стариков: они наступали под прикрытием этой живой цепи – четыре танка и больше 200 автоматчиков. Пограничники знали в лицо каждого жителя села, каждого ребёнка, и они прекратили огонь. Так, после пятичасового боя под гусеницами танков, под пулями автоматчиков погибла почти целиком застава.
Такой же крепостью стал простой деревянный сарай на окраине села Непли, где дрались пограничники 7-й заставы во главе с лейтенантом Сазоновым. И здесь бой был долгим и упорным. Раненный разрывной пулей в правую руку, повар заставы Григорьев одной левой стрелял из ручного пулемёта. Смертельно раненный пограничник Саблин из последних сил приподнимался на локте и кидал гранаты в набегающих врагов, на время теряя сознание после каждого такого броска. Немцы подожгли сарай зажигательными пулями. В облаках дыма, опалённые огнём, пограничники подрыли стену сарая и под прикрытием этой дымовой завесы ушли, унося с собой раненых. Только повар Григорьев добровольно остался на месте, прикрывая огнём отход товарищей, пока вражья пуля не прикончила его.