Брестская крепость
Шрифт:
К 14 часам пал отсек 44-го стрелкового полка, были пленены старшие лейтенанты А.И. Семененко и В.И. Бытко. «К этому времени, — вспоминает рядовой С.Т. Демин, — у нас совсем не было патронов. Даже к пистолетам TT, их не хватало; у Бытко, вооруженного револьвером «Наган», оставалось два патрона». Воины 455-го полка отчаянно удерживали подступы к Трехарочным воротам.
Положение осажденных резко ухудшилось. Ждать темноты не имело смысла, и в сводной группе приняли решение идти немедленно на прорыв: «Было решено, что пулеметный взвод перебежит по мосту на противоположный берег Мухавца, а стрелковые форсируют реку вплавь».
Часть бойцов под командованием капитана Зубачева заняла позиции у окон второго этажа в готовности поддержать атаку огнем. Передовой отряд внезапным броском преодолев мост, стал пробиваться на восток берегом реки, «бойцы и командиры с возгласом «Вперед, за Родину!»
Однако, как вспоминает АА. Виноградов, огневое прикрытие оказалось недостаточным: «Когда мы добрались до противоположного берега, гитлеровцы открыли прицельный огонь. Сосредоточившись на берегу, мы бросились в атаку и прорвали первое кольцо осады. Тут же заняли круговую оборону с тем, чтобы отвлечь фашистов и дать возможность форсировать реку главным силам под руководством капитана Зубачева. Но он немного запоздал с выходом. За это время фашисты скорректировали артиллерию и накрыли огнем исходные позиции главных сил. Тем самым был нарушен весь замысел. Я получил сигнал от Зубачева: «Продолжай движение по намеченному маршруту».
Тем, кто пытался добраться до противоположного берега вплавь, повезло еще меньше. Рядовой И.Ф. Хваталин: «Командование нашей группой принял ефрейтор-пограничник. Он приказал открыть по гитлеровцам, засевшим на противоположном берегу реки, огонь из трех пулеметов и под его прикрытием попытаться переправиться вплавь через Мухавец. Однако переплыть речку смогли только двое из группы в 40 человек. Многие погибли, остальные вернулись назад».
После тяжелого боя за восточную черту крепости к исходу дня вышли 70 человек отряда Виноградова. На открытой местности у Варшавского шоссе они наткнулись на немецкую колонну и почти все погибли. Несколько красноармейцев и тяжелораненый лейтенант попали в плен. Главному ядру сводной группы, изготовившемуся форсировать реку, так и не удалось прорваться вслед за отрядом Виноградова. Немцы успели перебросить силы и прочно закрыли пробитую брешь, одновременно организовав атаку кольцевой казармы с тыла. Ее результатом стал захват расположения 455-го стрелкового полка, в котором почти не осталось защитников. Хваталин: «Стрельба не утихала. Вдруг в полдень к нам забежало несколько человек, крикнув: «Немцы около нас, у кого есть патроны, давайте сюда». Они собрали патроны и ушли. Над подвалом раздался взрыв, и через несколько минут сюда ворвались гитлеровцы. Они приказали всем встать. Тяжелораненых тут же пристрелили из пистолета».
В 19 часов для надежного блокирования новых попыток прорыва генерал приказал дополнительно ввести на Северный остров разведывательный отряд 45-й пехотной дивизии. В это время 3-й батальон 133-го пехотного полка, усиленный группами огнеметчиков, штурмом взял казематы 98-го противотанкового артдивизиона:
«Завязалась последняя рукопашная схватка. Немцы шаг за шагом загнали нас в угол. Старшина-танкист с Центрального острова вскричал: «Прощай, мама. Отомстите за меня!» — и, широко открыв рот, выстрелил. Еще несколько человек, кто успел, застрелились. В рукопашной схватке был убит гитлеровцами замполитрука Ширяев. Нас же они окружили и стали зверски избивать прикладами. Потом, подталкивая штыками, вывели на площадь, где уже стояло несколько десятков обезоруженных пленных. Вместе со мной были Акимочкин, лейтенант Герасимов, Кубасов и другие мои товарищи. Грязные, оборванные, с воспаленными глазами, обросшими щеками, мы стояли молча, подавленные тем, что произошло. Вскоре немцы вывели из толпы военнопленных Акимочкина и, отведя его в сторону, на наших глазах расстреляли. При нем был найден партийный билет. Когда ему немцы показали партийный билет и спросили, признает ли он его, Акимочкин гордо поднял голову и, глядя немецкому офицеру прямо в глаза, сказал: «Да, это мой партийный билет».
Впрочем, это версия ефрейтора Н.И. Соколова. Лейтенант B.C. Чесноков утверждал, что «лейтенант Акимочкин погиб при мне от разрыва гранаты».
Батальон майора Эггелинга закончил зачистку Южного острова. Сохранились воспоминания военврача Б.А. Маслова: «В каземате мы просидели до 24 июня. Вместе со мной была и моя семья, врачи госпиталя, несколько офицеров и много членов офицерских семей, несколько раненых бойцов. Во второй половине дня 24 июня двери каземата открылись, и нам немецкими солдатами была дана команда выходить из казематов. Когда мы вышли, группу примерно 50 человек врачей, женщин, детей, раненых повели в направлении к Бугу 30 немецких солдат. Прошло минут десять, нас солдаты остановили и разрешили расположиться на лужайке возле крепостных ворот. Через некоторое время от нас отделили женщин и детей и куда-то повели, а к нам присоединили военнопленных и в тот же вечер направили
Вечером в штаб 12-го корпуса полетела радиограмма командования 45-й дивизии: «Брестская крепость взята». Согласно донесениям полков было захвачено 1250 пленных.
Но в 33-м инженерном еще держалась группа Фомина — Зубачева. И какие-то группы русских на Центральном острове «вели оживленный огонь», удерживая «отдельные части домов». Еще сражался Восточный форт, огрызались огнем из казематов пекарни. Крепость вела бой.
Не прошло и часа после победного доклада, как на Северном острове снова вспыхнула ожесточенная пальба. Это, разбившись на три группы, пошел на прорыв гарнизон Восточного форта. Группе лейтенанта А.Д. Домиенко предстояло пробиться в район Восточных ворот, группе лейтенанта Я.И. Коломийца — к железной дороге, а самой многочисленной группе С.С. Скрипника — к Северным воротам. Предполагалось одним броском преодолеть пространство до вражеских позиций, в рукопашной схватке прорвать кольцо блокады и «уйти в белорусские леса». С группой Скрипника должны были выходить Гаврилов и Касаткин, а также около 40 раненых, женщины и дети — на конных повозках. В 22 часа красноармейцы устремились в атаку. Однако к этому времени выход из форта был плотно блокирован немцами. Выбежав из «подковы» на открытую местность, бойцы оказались под перекрестным огнем вражеских пулеметов, к которому почти сразу подключились минометы. Потеряв убитыми и ранеными более 100 человек, группы вернулись в форт. После этого в казематах начали пробивать каменные своды и рыть ходы в земляной подушке с тем, чтобы выбраться на внешний вал и уйти из западни с тыльной стороны.
Ночью еще одну отчаянную попытку прорваться предприняла группа комиссара Фомина, но стык между 135-м и 133-м пехотными полками в южной части Северного острова уже был надежно прикрыт пулеметами разведотряда фон Паннвица.
«Решили создать три ударные группы по 30–40 человек каждая и выходить в сторону Кобринских ворот, — вспоминает И.И. Долотов. — Начались приготовления. Так как мост все время обстреливался, то некоторые выбрали иной путь — форсировать Мухавец вплавь. Плыть в обмундировании и с оружием тяжело, поэтому из обломков и стульев, из остатков дверей, рам и других деревянных частей делали плотики.
В 12 часов ночи тронулись. Фомин на прорыв не ходил. Я бежал с группой, которая прорывалась по мосту. Внезапно кругом стало светло как днем. Немцы обнаружили нашу переправу, поднялась ожесточенная стрельба. Я упал. Вокруг меня лежали трупы.
Где-то справа, за пекарней, слышались крики вперемежку с автоматной стрельбой и гранатными взрывами, доносились отдельные винтовочные выстрелы. Вскоре появились бойцы, бегущие обратно. Прорыв не удался. По одному, по два возвращались красноармейцы в казарму. Стало ясно, что наших поблизости нет. Многие из прорыва не вернулись».
Сержант С.М. Кувалин: «Многие бойцы взяли пустые чемоданы, доски, связали плотики, чтобы поддерживать на воде оружие, и в назначенное время по сигналу, под прикрытием огня, с криками «Ура!» выбежали на прорыв. Но только переступили порог, как нас встретил ураганный огонь. В воздухе повисли сотни ракет, стало светло как днем. На мосту сразу образовались горы трупов, так как большинство воинов пошли по мосту».
Командир старшина И.И. Дурасов, прикрывал прорыв огнем своего «максима»: «Выставили пулеметы в окна казарм и у бойниц, надеясь поддержать атаку из всех видов имевшегося оружия, а бойцы, не теряя времени, бросились вплавь через Мухавец на досках, щитах, в общем, кто на чем мог. Картину этого боя очень тяжело описывать. Небольшой отрезок реки немцы осветили специальными подвесными ракетами, открыли сильнейший пулеметный огонь по плывущим бойцам. Большая часть из них так и не добралась до берега, погибнув в водах Мухавца. Об этом уже потом рассказали те, кому удалось вернуться назад.
А вернувшихся было с десяток, не больше».
(В 1943 г. полковник Гельмут фон Паннвиц был назначен командиром 1-й казачьей дивизии, в 1945-м — командиром 15-го казачьего корпуса СС и походным атаманом казачьего войска. Направленные командованием вермахта на фронт борьбы с партизанами Тито, казаки особо прославились грабежами и поджогами деревень, казнями мирного населения и «массовыми изнасилованиями югославских женщин». В 1947 г. «батьку» Паннвица как военного преступника повесили по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР. Казалось бы, собаке — собачья смерть. Ан нет. Неисповедимы мозги российских демократов. В 1994 г. в Москве на территории храма Всех Святых установили памятник «Вождям Белого движения и казачьим атаманам». В ряду высеченных на плите фамилий была увековечена и фамилия группенфюрера СС фон Паннвица, павшего, мама дорогая, «за Веру и Отечество»!