Брестские ворота
Шрифт:
Тем более что собственный опыт выхода из окружения у капитана уже был. Он хорошо помнил, как они своей маленькой группой шли, то растягиваясь цепочкой, то собираясь вместе, и обязательно прятались при первых признаках какой-нибудь опасности. А опасностей хватало. В любой момент можно было наткнуться на противника, причём враг мог выступать не только открыто, в форме и с оружием, но и скрытно, маскируясь под местного жителя.
Сам же переход линии фронта запомнился капитану, как многочасовое блуждание по казалось бы непроходимому болоту в поисках прохода через топь. И неотступно гложущая
Эти же рванули через немецкий заслон напролом с грохотом и стрельбой… Конечно, успех им обеспечил танк, командир которого, коренастый сержант в затасканном танкистком комбинезоне, но при знаках отличия, сидел на чурбачке перед капитаном и, ожидая вопросов, в который раз осматривал убогое помещение.
Землянка ротного, где происходило дознание, не отличалась комфортом. Сырые, ничем не зашитые земляные стены, топчан, колченогий стол из неструганых досок и два чурбачка вместо табуреток. Дверь заменяла косо повешенная на вход плащ-палатка, а свет проникал через простую дырку под потолком.
Особисту, собственно, оставалось решить вопрос с этим сержантом и экипажем танка. В отношении остальных никаких неясностей не было. Ротный, на участке которого вышли окруженцы, безапелляционно заявил, что забирает бойцов себе, лётчик и воентехник с их автомобилем вопросов не вызвали и после формальной проверки своим ходом укатили на ближайший аэродром. Они же забрали с собой и вывезенную из окружения семью командира-артиллериста.
Капитану почему-то втемяшилась мысль, что сидевший перед ним танкист может быть шпионом, и сейчас особист ломал себе голову, как бы это поточнее выяснить. Так ничего толком и не придумав, он вздохнул, отложил солдатские книжки в сторону и, наконец, обратил внимание на танкиста, спросив:
– В бою-то приходилось бывать?
– А как же! – сержант оживился. – Были, конечно.
– И как? – капитан сощурился.
– Как, как, – пожал плечами танкист. – Танк сожгли, а я с экипажем по канаве на пузе выбирался.
Особисту показалось, что тут что-то есть, и он, не спуская с сержанта глаз, вроде бы безразлично протянул:
– Не понял… Говоришь, танк сожгли, а ты на танке приехал. Как так?
– Мы на дороге нашли брошенный, – танкист заёрзал на своём чурбачке. – Ну и взяли.
– Что, совсем целый был? – усомнился капитан.
– Ну да, – подтвердил сержант. – Даже боекомплект полный.
– И что, там больше ничего не было? – уточнил особист.
– Как не быть, было… – как-то странно усмехнулся сержант.
– Что? – насторожился капитан.
– Партбилет рядом валялся, вот что, – неожиданно зло заявил сержант и посмотрел прямо в лицо особисту.
– Какой партбилет? Где он? – оторопел капитан.
– Выбросил. На кой он? – безразлично махнул рукой сержант. – Там первая страница напрочь была вырвана…
– Так, так, так… – не зная что и сказать, особист забарабанил пальцами по столу.
Сообщение о выброшенном партбилете сбило капитана с толку. В то, что такое может быть, верить никак не хотелось, но и считать это придуманным
И вот это общее недоумение внезапно позволило особисту понять, что перед ним сидит вовсе не специально засланный шпион, а свой, честный парень, верный присяге боец, который не только сам вырвался из окружения, но и вывел чуть было не доставшийся врагу танк.
Теперь капитан совсем другими глазами посмотрел на сидевшего перед ним сержанта и внутренне обругал себя дураком и перестраховщиком. Не было нужды немцам городить столь сложную комбинацию, чтобы заслать сюда своего шпиона.
Внезапно особист вспомнил, как на мосту у него из-под носа ушёл настоящий шпион, и капитан ещё раз выругал себя. Вот тот мог многое, а он как последний лопух прошляпил, и теперь, как говорится, обжегшись на молоке, пытается дуть на воду.
У капитана словно камень с души свалился, и он, извиняюще глянув на сержанта, сказал с неожиданно тёплой интонацией.
– Ну всё, парень. Молодец, иди, воюй дальше…
– Так что я могу идти?.. – переспросил, видимо, успевший подумать неизвестно что сержант.
– Иди, – улыбнулся особист.
Танкист вскочил и, забыв отдать честь, опрометью выскочил из землянки. Не стал задерживаться и капитан. Передав ротному солдатские книжки и сообщив, что проверка закончена, особист отправился в самый дальний конец распадка, где его дожидалась «эмка-пикап».
Бойцы, сопровождавшие капитана в его поездках, сидели рядышком на траве. Это были те же ребята, что выходили с ним из окружения, только сейчас у троих вместо карабинов были автоматы, а Федя Медведь, пожелав остаться пулемётчиком, разжился ручным «Дегтярём».
Увидев командира, они дружно встали, и капитан, критически посмотрев на своё войско, коротко бросил:
– Едем!..
По этой команде бойцы сноровисто влезли в кузов пикапа, сам капитан сел в кабину, и автомобиль, направляясь в тыл, запылил по хорошо накатанной колее. Путь к штабу был неблизкий, и капитан, глядя на дорогу, монотонно стлавшуюся под колёса, задумался.
У него никак не укладывалось в голове, почему всё складывается так паршиво, и он мучительно искал ответа. Ведь, казалось, всё было: и танки, и пушки, и самолёты, но пушки не стреляли, самолёты не летали, а удары танковых и пехотных дивизий, которые, казалось, должны были сокрушить врага, вдруг превращались в паническое отступление.
Особист всё время думал об этом и находил всему только одно привычное объяснение: предательство. Он старательно гнал эту мысль, укладывавшуюся в уже не раз услышанное от бойцов: «Генералы предали!», – но как-то так получалось, что всё, собираясь одно к одному, только усиливало подозрения.
Эти невесёлые размышления прервал внезапно долетевший из кузова громкий выкрик:
– Воздух!..
Пикап резко затормозил, и все пассажиры, бросившись подальше от машины, сразу же залегли. Капитан, плюхнувшийся на землю рядом с Медведем, услышал всё нарастающий рёв мотора, и когда раздался треск пулемётной очереди, инстинктивно вжал голову в плечи.