Брестские ворота
Шрифт:
Эта неожиданно выскочившая у бойца фраза заставила полковника зримо представить себе картину, складывающуюся на переправах, и он одним прыжком вскочил на броню, оказавшись возле открытого люка.
Потеснив башнёра, полковник устроился на его месте и приказал:
– Вперёд!..
Танк взревел мотором и выскочил на опушку, где перед полковником открылась вся панорама боя. Десятки машин, окутавшись выхлопными газами, устремлялись к реке, оставляя за собой на лугу широкие рубчатые борозды. Возле переправ они скапливались, было видно, как машины по очереди
«Тридцатьчетверка» полковника устремилась туда, и сразу же вокруг неё густо стали рваться снаряды. У переправы машина задержалась, пережидая, пока по настилу пройдёт очередной танк. Немецкие снаряды выбивали из его брони снопы искр, но танк упрямо лез вверх и был уже наверху обрыва, когда вражеский снаряд угодил ему в боекомплект.
Танк словно окутался облаком, башня отлетела далеко в сторону, а корпус, заваливаясь набок, рухнул вниз, перегородив переправу. Понимая, что со следующим танком будет то же самое и сейчас больше ничего нельзя сделать, полковник, выругавшись сквозь зубы, дал приказ прекратить атаку.
Напряжение боя сразу стихло, и танки один за другим стали возвращаться к лесу. На лугу и под обрывом, который так и не удалось одолеть, остались десятки машин. Правда, те, что не были подбиты, а лишь застряли в болоте, позже можно было вытащить, но это уже ничего не меняло…
Подавленный таким результатом, полковник вернулся в штаб и сейчас, опершись подбородком на сжатые кулаки, он не сводил злобного взгляда с лежавшей перед ним телефонной трубки. Мембрана у этого аппарата была сильная, и не требовалось прикладывать трубку к уху, чтобы услышать, что орёт на другом конце провода похоже впавший в истерику «первый».
Минуту назад полковник сухим бесстрастным голосом, изо всех сил сдерживая себя, доложил, что половина танков потеряны, командир полка и командиры батальонов погибли, а уцелевшие получили приказ прекратить бесполезную атаку и отступить на исходные позиции.
В трубке что-то зло хрюкнуло, и дальше началось то, что и следовало ожидать после такого доклада. Генерал, до конца уяснив себе масштаб постигшей их неудачи, не выбирая выражений, крыл всё и вся матом, сыпал оскорблениями и, переходя на вовсе не уместный здесь трагический пафос, снова повторял только что доложенные ему данные о потерянных танках и погибших в бездарно проведённом бою танкистах.
Наконец полковнику надоело всё это слушать, он взял трубку, медленно приложил её к уху и кинул:
– Ты ещё долго орать будешь?
Трубка мгновенно поперхнулась и захрипела. Не иначе генерал был ошарашен такой отповедью, но после короткой паузы вновь сорвался:
– Да ты, ты… Да я… Под трибунал!.. – остервенело хрипела трубка, и в конце концов полковник холодным тоном ответил:
– Согласно уставу, приказ должен быть выполнен. Я выполнял твой приказ, тебе и отвечать. А я просил и даже требовал отменить этот приказ, но ты его подтвердил. Так что тебе и отвечать…
Непрерывный ор в трубке осёкся, мембрана затихла и, понимая, что говорить больше не о чем, полковник резким толчком отодвинул в сторону телефонный аппарат…
Всё началось со случайно пойманного сигнальщика. Штаб армии, расположившийся в неприметном местечке, в первую же ночь подвергся бомбардировке, причём в нескольких местах с окраины кем-то пускались ракеты, точно указывавшие дислокацию подразделений.
Наскоро организованная облава ничего не дала, если не считать одного оборванца, случайно нарвавшегося на патруль. При первом взгляде задержанный подозрений не вызывал: неопределённый возраст, рваная одежда и холщовая сумка для подаяний, повешенная через плечо.
Нищего так бы и отпустили с миром, если бы один из патрулей не догадался пошарить в сумке, где на самом дне под кучей тряпья нащупал ракетницу с парой неиспользованных патронов. После такой находки разговор начался крутой, а позже оборванца притащили прямо в особый отдел, где им занялся сам начальник.
Ему без труда удалось выяснить, что таких ракетчиков несколько, командует ими некий «Капрал», а база расположена в ближайшем лесу, где они хранят своё снаряжение.
Длившийся всю ночь допрос ничего нового не дал, кроме лишь того, что часть группы местные, а «Капрал» вроде бы немец. Новая облава, посланная по уже узнанным адресам, оказалась безрезультатной, видимо, ракетчики или успели удрать, или же вообще не появлялись дома.
Во всяком случае, место базирования задержанный клятвенно обещал указать точно, потому едва кончился утренний налёт, начальник вывел свой пикап, сопровождавшие его бойцы привычно расселись в кузове, а задержанного, предварительно связав, как следует, посадили в кабину.
Указываемая пленником дорога сначала вывела на шоссе, потом лесной колеёй завела в чащу, а там пришлось оставить машину и пробираться едва заметной тропкой в такой буерак, что не будь провожатого, вражескую базу вряд бы удалось отыскать.
Оказалось, что прятавшиеся там сигнальщики были настороже и, едва заметив опасность, открыли стрельбу, а потом и вовсе кинулись удирать в разные стороны. Лес они, вне всякого сомнения, знали превосходно, и шансов поймать их не оставалось.
Раздосадованный тем, что ракетчиков не удалось захватить врасплох, начальник приказал стрелять на поражение, и в результате живым был взят только один беглец, который тут же весьма охотно сообщил, что «Капрала» здесь нет, но он скоро должен подойти к условленному месту.
По некоторому размышлению начальник особого отдела приказал организовать засаду.
Следы разгрома лесной стоянки кое-как замаскировали, пикап спрятали в чаще, а обоих пленников, связав накрепко и забив им рты кляпами, посадили в кустах. Теперь оставалось только ждать, и бойцы вместе с начальником затаились по обе стороны едва заметной тропки.
Время тянулось медленно. Утренняя свежесть сменилась жарой, особенно ощутимой из-за полного отсутствия ветерка. Зной как бы стоял между деревьями и наполнял тело летней истомой, с которой всё труднее удавалось бороться.