Брестский квартет

Порутчиков Владимир Геннадьевич

Правда, от отцовского двоюродного брата, единственного из всей родни выбившегося в люди и приезжавшего в село перед самой войной, Василе услышал о Советском Союзе совсем другое, и истории эти были почище сказаний о знаменитом валашском воеводе.

Под воздействием выпитого все больше кренясь к испуганному и жадно внимающему его словам мальчишке, дядя рассказал про страшного усатого человека, что живет в крепости из красного кирпича, про бесконечные потоки крови, что льются из-под старинных чугунных ворот ее, и что все люди той страны — рабы того усатого человека. И только немцы — да-да, именно немцы (тут дядя обратил свое тяжелеющее лицо к отцу), — могут помешать ему запустить свои щупальца еще дальше в Европу.

Для пущего эффекта дядя выдержал многозначительную паузу, округлив при этом хмельные глаза. Мальчик слушал родственника раскрывши рот, а отец только посмеивался, да подливал разгорячившемуся гостю вина…

Василе уже хотел было гнать стадо к дому, как звуки выстрелов и едва различимый собачий лай внезапно нарушили суровый покой теснящихся вокруг гор. Тут же, позабыв про овец, пастушок, непроизвольно открывши рот, весь обратился в слух. Прогрохотало и стихло. Но не успел Василе опомниться, как где-то далеко внизу, среди бескрайнего моря елового леса, вдруг снова зародилась прерывистая звуковая волна и покатилась все ближе и ближе.

Тра-та-та! — зло переговаривались между собой во влажных хвойных глубинах невидимые автоматы, и словно вторя им, заходились лаем собаки. За спиной Василе встревожено заблеяли, зазвякали колокольцами овцы.

Внизу, вне всякого сомнения, шел бой и это означало, что война, еще весной бушевавшая где-то далеко на равнине, добралась наконец и до его родного дома.

Правда, порой над горами стали проноситься и уходить куда-то за перевал серобрюхие немецкие самолеты с крестами на гордо распластанных крыльях, но они не стреляли, не сбрасывали бомб, спеша на восток на равнину. Спустя некоторое время они возвращались — железные грохочущие птицы, но к ним привыкли — они стали частью этого мира. Но тут…

Сняв с головы шапку, подобно ящерке, замирая и вжимаясь в землю при каждом новом выстреле, Василе осторожно подобрался к краю скалы и глянул вниз. Вначале, кроме неспешно качающего тяжелыми ветками ельника, что не одну сотню лет упорно штурмовал крутой склон, он не увидел ничего.

Тра-та-та-та! Бах, бах! — вдруг звонко и весело захлопало совсем рядом, и из под еловой крыши вдруг выскочили трое одетых в камуфляж людей. За плечами небольшие мешки, в руках автоматы. Один из беглецов вдруг посмотрел вверх, и Василе, боясь, что его заметят, испуганно вжался в скалу, успев, однако, разглядеть красную точечку, алевшую у того на пилотке. «Русские!» — догадался Василе, осторожно приподнимая голову. Они растерянно остановились на опушке и, видимо, мгновенно поняв, что ходу им дальше нет, метнулись к единственному прибежищу — большим вросшим в землю валунам под скалой, белевшим вылизанными временем боками. От леса до валунов было не больше семидесяти метров. Словно сказочные великаны когда-то решили соорудить здесь свое костровище — натаскали гигантских камней, сложили их под скалой, да отчего-то передумали и ушли.

Чтобы добраться до «костровища» с того места, где лежал сейчас Василе, путнику, не найдись у него под рукой хорошей пеньковой веревки, пришлось бы вначале полдня топать по скале на восход до пологого спускающегося прямо в лес склона, а потом столько же до самих валунов. С другой стороны скала упиралась в еще более высокую гору и, чтобы обойти ее, потребовался бы не один день.

Вдогонку русским снова полетели пули, и было видно, как маленькие облачка каменной пыли, то и дело отлетают от скалы и валунов. Один из беглецов вдруг резко обернулся и ударил длинной очередью из своего автомата, давая возможность своим товарищам добраться до укрытия. В просветах между деревьями замелькали серые кепки немецких солдат, черно-рыжие спины овчарок. Солдат было много, казалось, они были повсюду, а русских было только трое, и Василе вдруг стало очень жаль последних. Один из них внезапно споткнулся и упал, потом снова поднялся и бежал уже не так быстро, припадая на одну ногу. Судя по всему, его зацепила одна из летящих из леса пуль. Второй, увидев это, что-то быстро сорвал с пояса и зашвырнул далеко в лес. Среди деревьев коротко громыхнуло и оттуда вдруг вырвался сноп огня и дыма, послышались отчаянные крики.

«Быстрей домой, сказать отцу», — подумал тут Василе и, уже не таясь, со всех ног бросился вниз по склону, к испуганно сгрудившимся на лугу овцам…

Когда старший сын раньше времени пригнал с пастбища овец, чтобы сказать, что внизу под скалой, немцы убивают русских, Трофим вдруг подумал, что от судьбы никуда не уйдешь. Он помог сыну загнать в кошару овец, а потом долго не шел в дом, все поглядывая, то на темнеющее, затянутое тучами небо, то в сторону скалы, откуда порой доносились едва различимые выстрелы, курил одну за другой цигарки и не отвечал ни на вопросы сына, ни на сердитые оклики встревоженной жены. А поздно вечером, несмотря на ее протесты, снял с крюка моток добротной пеньковой веревки и коротко бросил старшему сыну:

— Пошли!

Вначале Трофим думал спуститься к русским сам, но, поразмыслив, решил, что Василе, пожалуй, будет тяжеловато вытягивать на скалу взрослых мужиков.

— Сынок, придется лезть тебе, — обратился он к сыну, когда они закрепили за камни веревку, аккурат над тем местом, где, по словам Василе, должны были прятаться русские. Но сейчас внизу было темно, как в чернильнице, лишь на окраине леса мерцали красные пятнышки костров. — Главное — не бойся. В такой темноте немцы тебя точно не заметят. И запомни два русских слова: «товарищ» и «верх». Я думаю, тебя поймут. И да поможет нам Святая Дева…

10

Уставших, изголодавшихся разведчиков не пришлось долго упрашивать, когда со словами: «Всем, чем Бог ниспослал» — их пригласили к столу. Тем более что на нем их ждал наваристый, заправленный лапшой и нарезанным полосками мясом бульон «чобра», еще хранящий тепло печи хлеб и темное, как бычья кровь, вино в глиняном кувшине. Все это за считанные минуты собрала на стол хозяйка — под стать мужу такая же худая и мрачная на вид женщина.

Ели так, что за ушами трещало. Правда, Чибисов от вина вначале отказывался и даже строго зыркнул на потянувшегося к кувшину Брестского, но стаканчик за здоровье хозяина и скорейшее окончание войны все-таки выпил.

За столом горец, который представился разведчикам, как Трофим Даутяну, вдруг разговорился и уже не казался таким мрачным и нелюдимым. Русский он знал на удивление хорошо, только кое-где неправильно ставил ударение и осторожно, с вопросительной интонацией произнося некоторые слова. Узнав, что Трофим участник прошлой войны, да к тому же сражался бок о бок с солдатами Брусилова, Крутицын пришел в необычайное волнение, ибо сам когда-то воевал под началом генерала.

Про аэродром пастух ничего не знал, но однако добавил, что если что-то и есть в этих горах, то в районе Черного ущелья. Там повсюду выставлены посты. Охраняет только СС. Слышал, как велись в горах взрывные работы, слышал выстрелы, да и немецкие самолеты здесь летали частенько. В тех местах еще в самом начале войны пропало несколько селян, и горцы зареклись соваться туда.

Услышавший это Чибисов так и заерзал нетерпеливо на лавке, но, покосившись на измотанных, осоловевших от еды и тепла товарищей, решил задержаться еще на пару часов. К тому же Трофим не советовал идти к ущелью ночью. Опасно, к тому же и заплутать недолго. Он пообещал дать русским в проводники своего старшего сына.

Чибисов, хотя и сам едва держался на ногах от усталости, попросил Трофима отвести его назад к скале, чтобы послушать, что делают сейчас немцы. Но те так ничего, кажется, и не заподозрили. Далеко внизу все так же горели костры и иногда постукивали в сторону скалы автоматы.