Брет Гарт. Том 2
Шрифт:
— Я к этому типу сразу потерял доверие, как только Гримшо с ним заимел делишки, — сказал Второй Валет. — У этих двоих вполне хватит совести сговориться нам насолить. — На Звездной прочно утвердилось мнение, будто им со всех сторон строят козни.
— Скорей всего эти новички из Форка рассчитываются с ним наличными, вот он и зазнался, — вставил Грубый Помол; пытаясь обсушить ногу, он то брыкал стену хижины, то терся об нее лодыжкой. — С этой публикой стоит раз оступиться — и всех утянешь за собой.
Ответом на это невразумительное умозаключение была гробовая
— А кому бакалейщик это сказал? — спросил Первый Валет, возвращаясь наконец к основной теме разговора.
— Да Старику, — отозвался Судья.
— Ну, само собой! — саркастически фыркнул Первый Валет.
— Само собой! — в один голос подхватили и остальные компаньоны. — Это на него похоже. Чего еще и ждать от Старика!
Что именно было похоже на Старика и почему, никто не уточнял, просто вообще было ясно, что он один повинен в вероломстве бакалейщика. Несколько более внятно высказался по этому поводу Грубый Помол:
— Видите, что получается, когда его туда отпускаешь! Посылать Старика — это же самим себе яму рыть. С ним кто хочешь даст себе волю. Ему ничего не стоит подорвать репутацию самих Ротшильдов!
— Это уж точно, — вставил Судья. — А вы гляньте, как он работает. Ведь вот на той неделе две ночи напролет зазря долбил породу при луне, и все по чистой дурости.
— С меня лично, — вмешался Второй Валет, — уже того довольно, как он на днях — ну, вы помните — предложил заняться обыкновенной промывкой, чтобы заработать «хоть на жратву», точно мы китайцы какие-нибудь. Сразу видно, много ли стоит в его глазах заявка на Звездной.
— А знаете что, — снова подал голос Грубый Помол, — я вот до сих пор все молчал, но только в тот раз, когда к нам сюда приходил поглядеть участок парень с Мэттисона, так это Старик его отвратил, никто другой. Чуть ли прямо не признался, что здесь еще труда непочатый край, покуда заявка начнет себя оправдывать. Не пригласил даже зайти в дом и по-приятельски перекинуться в картишки; заграбастал его, если можно так выразиться, целиком себе, да и все тут. Ну, на Мэттисоне, естественно, и раздумали покупать.
Наступила тишина, лишь дождь барабанил по кровле, изредка просачиваясь в широкий глинобитный дымоход и капая на тлеющие в очаге уголья, которые в ответ сердито шипели и брызгали искрами. Первый Валет с внезапным приливом энергии придвинул к себе пустой бочонок и, вытащив из кармана засаленную колоду карт, принялся раскладывать на нем пасьянс; остальные довольно безучастно следили за ним глазами.
— Загадал на что-нибудь? — поинтересовался Грубый Помол.
Первый Валет кивнул. Судья и Второй Валет, которые до сих пор полулежали каждый на своей койке, приняли сидячее положение, чтобы лучше было видно. Грубый Помол медленно отделился от стены и склонился над пасьянсом. В томительно-напряженном молчании Первый Валет открыл последнюю карту и драматически-выразительным жестом с размаху шлепнул
— Сошлось! — благоговейно выдохнул Судья и, понизив голос почти до шепота, спросил: — На что раскладывал?
— Хотелось узнать, стоит ли, как мы уговорились, сматывать удочки. Пятый раз за сегодняшний день сходится, — продолжал Первый Валет тоном мрачным и многозначительным. — Причем и легло-то все сначала — хуже некуда.
— Я, конечно, не верю в приметы, — объявил Судья, излучая наивный и суеверный страх каждой черточкой своей простецкой физиономии, — но только идти наперекор таким знамениям — это искушать судьбу.
— Разложи-ка еще разок, посмотрим, Старику тоже уходить или нет, — предложил Второй Валет.
Предложение было принято благосклонно, и трое зрителей, затаив дыхание, сгрудились возле бочки. Снова были тщательно перетасованы и разложены в таинственных сочетаниях вещие карты — и снова с тем же роковым исходом. Тем не менее все, казалось, вздохнули свободнее, будто стряхнув с себя бремя ответственности, и Судья благочестиво склонил голову пред столь недвусмысленным изъявлением воли провидения.
— Итак, джентльмены, — невозмутимо резюмировал Второй Валет, словно ему только что огласили бесстрастное решение некой законодательной инстанции, — мы должны полностью отмести от себя всякий сентиментальный вздор и подойти к этому вопросу как деловые люди. Единственный разумный шаг — немедля собраться и уходить с заявки.
— А Старик? — осведомился Судья.
— Старик… Тихо! Он идет.
В дверном проеме, заслоняя свет, возникла легкая, быстрая фигура. Это и был пятый компаньон, известный под прозвищем Старик. Стоит ли добавлять, что это был зеленый юнец лет девятнадцати, с едва пробивающимся пушком над верхней губой!
— Ручей так вздулся, что пришлось взобраться на иву и перемахнуть на эту сторону по воздуху, — проговорил он с заразительным смехом. — Но все равно, ребята, будьте уверены: от силы час — и погода прояснится. Над Лысой горой тучи редеют, а на пике Одиноком уже блестит солнце на снегу. Глядите-ка! И отсюда видно. Точь-в-точь будто Ноев голубь только что сел на горе Арарат. Это доброе предзнаменование.
С приходом Старика все — просто так, по привычке — на мгновение повеселели. Однако при последней фразе, этом беззастенчивом проявлении постыдного суеверия, они вновь исполнились справедливой суровости и обменялись красноречивыми взглядами.
— Таких предзнаменований у нечистого пруд пруди, — с безнадежным видом буркнул себе под нос Грубый Помол.
Однако Старику не терпелось договорить, и он не обратил внимания на этот недобрый прием.
— Думается, я открыл золотую жилу: нового бакалейщика из Брода. Обещал отпустить Судье в долг пару сапог, правда, доставить их сюда он не может, но так как Судье их все равно надо примерить, по-моему, будет не такое уж одолжение со стороны Судьи сходить за ними самолично. И еще посулил отвалить нам бочонок солонины и мешок муки, при условии, что мы дадим ему пользоваться нашей отводной канавой и расчистим ее нижний конец.