Бретонская колдунья
Шрифт:
Получив такую исчерпывающую информацию, девушки уже не путались в героях, и наравне со всеми с интересом следили за дальнейшим развитием событий.
Как и было обещано ранее, сюжет опять завернулся в тугую петлю.
Тощий хмырь – египетский король Вердерих – не забыл ни чар красавицы, ни обиды поражения, и коварно похитил прекрасную Родамну из супружеских объятий.
Как точно заметил Большой Пьер, Родамна, несмотря на красоту, была сама хозяйка своей судьбы. Менять прекрасного Ливистра на полудохлого египетского владыку она совсем не желала, не взирая на все его сказочное богатство
В это время возле серебряного же дворца Аргирокастрона шел военный совет. Ливистр решил отправиться в дальний путь в сопровождении вовремя появившегося друга Кливтоса.
Покинув дворец Вердериха, практичная Родамна не кинулась наобум в родные земли, а решила немного поправить своё финансовое положение и в относительном комфорте дождаться любимого супруга. Поэтому из гордой принцессы она безболезненно превратилась в бойкую хозяйку придорожной гостиницы на оживленном перекрестке. Расчет Родамны был верным: каким бы путем супруг не направился на ее поиски, миновать перекресток он не мог.
Тем временем доблестные освободители находились уже в непосредственной близости от гостиницы, но упорно неглядящий под ноги Ливистр запнулся об единственный булыжник на сцене, да так и остался лежать около него, томно стеная прямо в зал.
Кливтос кинулся за помощью к гостинице, но, увидев там смазливую хозяюшку, решил чуть подзадержаться и познакомить ее с интересными эпизодами своей биографии. Родамна в вполуха слушала, больше озабоченная, если верить ее лицу, расчетами, сколько же содрать за ночлег с подвернувшегося постояльца, но при упоминании имени Ливистра дикой кошкой кинулась на ошарашенного Кливтоса.
– Где он?! Где он?! Как ты мог бросить его одного, о чужеземец?!! – кричала Родамна, вцепившись в испуганного такой реакцией Кливтоса и, внезапно вспомнив, что она еще и принцесса, лишилась чувств.
В конце концов, благодаря титаническим усилиям друга Ливистра супруги смогли соединиться вновь и обрести столь долгожданное счастье.
Такой хороший финал зрители встретили бурными воплями одобрения и большая часть зрителей уже обдумывала, как на протяжении долгих лет они будут много-много раз рассказывать эту прекрасную историю по вечерам у очага, каждый раз добавляя:
«…– И клянусь Святым Причастием, я видел это сам, в театре, в тот год, когда госпожа Жанна вернулась из монастыря!»
– Глядите, глядите! Этот Кливтос-то – Франсуа! – Маргарита все-таки разглядела под толстым слоем грима истинное лицо Кливтоса.
Девушки загомонили. Теперь пьеса показалась еще интересней. если это только возможно: ведь такую важную роль в ней сыграл человек, который еще утром спас их от голода и скуки.
Чудеса, да и только!
– Пойдемте, красавицы, пойдемте! Вам завтра еще раньше вставать, чем сегодня! – Большой Пьер каким-то загадочным образом знал все, что происходит в замке, но предпочитал особо не распространяться…
Вслед за ним камеристки заторопились с балкона. Всем им резко захотелось спать.
Причиной тому была даже не физическая усталость, а соприкосновение за один день аж с двумя произведениями искусства.
ГЛАВА VI
Наконец наступил долгожданный день турнира. После скоротечной утренней мессы благородное общество устремилось на ристалищное поле, безупречно сделанное по любым строгим турнирным правилам.
На огороженном, вытянутом прямоугольнике было где развернуться и паре рыцарей, и всем участникам сразу (в стычке отряд на отряд). Двойная изгородь надежно защищала участников от азартных зрителей, а трибуны для знати и скамьи для простого люда позволяли в полную меру насладиться захватывающим зрелищем (да и себя показать во всей красе).
Для рыцарей-участников около коротких концов поля были поставлены шатры, а сразу за почетными трибунами такие же шатры были раскинуты для полуденного отдыха дам.
В рыцарских шатрах оруженосцы последний раз проверяли доспехи и оружие своих господ, наводя окончательный лоск на и без того сверкающую амуницию. А в роскошном шатре графинь де Монпез'a (над которым гордо реял фамильный белый единорог) уже с раннего утра сидели камеристки Жанны и в, тайне от остальных, держали наготове платья, нитки и иголки – оружие, которым их хозяйка намеревалась сразить собравшихся.
Все трибуны, скамьи и пространство перед внешней оградой быстро заполнились народом. Дамы уже успели осмотреть друг друга, но лишь так, на скорую руку, потому что на поле выехали разодетые герольды.
Герольды, по обычаю, объявили условия турнира и рыцарей-участников. Главным рыцарем-зачинщиком был, конечно же, никто иной, как барон де Риберак: он считался не только отъявленным сердцеедом, но и лихим рубакой. Поэтому он первым появился на ристалище и направился к трибунам собирать сладкую дань из рукавов и сердец.
Зрители приветствовали его восторженными криками, отдав должное как былым турнирным подвигам барона, так и его роскошным доспехам и наряду. Облаченный поверх фигурных отполированных лат в яркую красно-желтую тунику, всю в фестонах и зубчатых вырезах и увенчанный над шлемом султаном великолепных страусовых перьев, также выкрашенных в алый цвет, барон казался объятым пламенем.
Трепещущие дамы отвязывали, отпарывали, с мясом вырывали свои рукава и вешали их на копье рыцаря. Их красноречивые взгляды говорили, что в придачу к этим кусочкам парчи, шелка или бархата они отдают красавцу воину и свои нежные сердца.
Объехав половину трибун, барон собрал неплохую жатву, и его турнирное копье стало напоминать палку-вешалку какого-нибудь торговца вразнос женскими фитюльками.
Наконец, неаполитанский боевой жеребец (разукрашенный не хуже хозяина) неторопливым шагом доставил барона к центральной трибуне, которую занимали хозяйки праздника.
На фоне кричащего разноцветья трибун Жанна резко выделялась из общей пестрой массы. Она была одета в ослепительно белое платье с тонкой золотой вышивкой, затянутое тяжелым золотым поясом, а ее роскошные локоны, слабо перевитые жемчужными нитями, падали на грудь и были единственным, но неотразимым украшением.