Брежнев: правитель «золотого века»
Шрифт:
— Что ж, Коля, — обратился он к Подгорному, — забьем «козла»?
Принесли домино. Брежнев, Подгорный, Кириленко и Гречко отдались любимому занятию. К возвращению отца стол очистили».
Вот еще одно свидетельство от бывшего зятя Юрия Чурбанова, который почитал своего тестя не только при жизни, но остался верен его памяти и после кончины, после развода с Галей:
«Субботними вечерами, в основном на отдыхе, он очень любил играть в домино с охраной. Вот эти игры просто сводили с ума Викторию Петровну, так как они обычно заканчивались около трех часов ночи, и она, бедная, не спала, сидела рядом с Леонидом Ильичом и клевала носом. Начальник охраны вел запись этих партий. Они
Сейчас разного рода телевизионные шуты высмеивают домино. А ведь совсем неплохая была игра, требовавшая внимания, да и смекалки. И уж во всяком случае много полезнее игорных домов, наркоты, гей-клубов и бомжевания, всех прочих подобных забав, которые нынешнее Останкино рекламирует нам с утра до ночи.
И последнее из любимых привычек Леонида Ильича: он с детства любил разводить голубей. Еще совсем недавно, по всей Руси великой, это было одним из любимых мужских занятий, причем очень серьезным, породистые голуби ценились исключительно высоко. Даже в Москве до конца семидесятых годов на окраинах сохранялось множество голубятен, а полеты этих красавцев так украшали столичное небо! Брежнев остался верен любимым птицам до конца жизни. Один из его приближенных рассказывал о том:
«Очень любил возиться с голубями. На даче у Леонида Ильича была своя голубятня. Голубь — это такая птица, которая прежде всего ценится за красивый полет. Из числа охраны на даче был прапорщик-любитель, следивший за голубями, — но Леонид Ильич сам очень любил наблюдать голубей, их полет, кормил своих «любимчиков», знал их летные качества. Он был опытным голубятником».
Теперь коснемся вопроса, который кому-то может показаться пикантным и соблазнительным. Речь идет об отношениях Брежнева с женщинами (имеются в виду, конечно, не члены семьи). По этому поводу тоже распущено множество сплетен, называются известные имена, подробности всяческие размазываются. Что ж, рассмотрим и эту сторону.
Для начала скажем с полной уверенностью, что достоверных свидетельств имеется немного, точнее говоря, — одно-единственное. Исходит оно от всезнающего Чазова, которому были известны все личные стороны жизни Генсека. Более того, время показало, что приводимые им факты достаточно достоверны. Вот подробно описанный подлинный случай. Заканчивается 1975 год, в начале следующего грядет XXV съезд КПСС, на котором Брежнев должен читать доклад, а самочувствие его неважное. Более того, Генсеку следовало бы и с текстом доклада хоть чуть предварительно ознакомиться… Ну хоть для порядку.
Окружение Генсека, в том числе, конечно, и Чазов, понимали, что его надо отвезти в спасительное Завидово, подтянуть телесно, а между охотничьими забавами дать ему просмотреть некоторые странички будущего доклада, составляемого уже прыткими помощниками. Но вот беда, в Завидово обитала некая скромная женщина…
Впрочем, скромная она была только по своему общественному положению, в остальном же — весьма уверенная и настойчивая. Брежневская охрана с тревогой докладывала о событиях в Завидово:
«Приглашая, например, в Завидово своих, как ему казалось, друзей-охотников Н. Подгорного и Д. Полянского, он не только усаживал за стол медсестру Н., но и обсуждал в ее присутствии государственные проблемы.
Мне позвонил возмущенный Д. Полянский и заявил, что это безобразие, что медицинская сестра нашего учреждения садится за стол вместе с членами Политбюро, которые обсуждают важные государственные проблемы. Что это не только неэтично, но и бестактно. Согласившись с ним, я поинтересовался, а сказал ли он то же самое хозяину дома? Несколько замявшийся Полянский ответил, что что-то в этом духе он Брежневу сказал, но считает, что прежде всего я обязан удалить Н. из Завидова и предупредить ее о необходимости строго соблюдать профессиональную этику. Не знаю, что на самом деле сказал Полянский Брежневу, но в их отношениях появился холодок, который в конце концов привел к разрыву.
Несмотря на углубляющиеся изменения личности Генерального секретаря, учащающиеся приступы срывов в его состоянии, страна в 1975 году продолжала еще жить активно и творчески».
Надо было принимать меры, но как? Кто посмеет вслух сказать Генеральному секретарю ЦК КПСС о подобном непотребстве? Согласился Чазов, благо повод приличный нашелся: здоровье Брежнева вдруг резко ухудшилось. Кремлевский Гиппократ взялся за дело решительно:
«Первое условие, которое я поставил, — удалить из окружения Н., уехать на время подготовки к съезду в Завидово, ограничив круг лиц, которые там будут находиться, и, конечно, самое главное — соблюдать режим и предписания врачей.
Сейчас я с улыбкой вспоминаю те напряженные два месяца, которые потребовались нам для того, чтобы вывести Брежнева из тяжелого состояния. С улыбкой, потому что некоторые ситуации, как, например, удаление из Завидова медицинской сестры Н., носили трагикомический характер. Конечно, это сегодняшнее мое ощущение, но в то время мне было не до улыбок. Чтобы, оторвать Н. от Брежнева, был разработан специальный график работы медицинского персонала. Н. заявила, что не уедет без того, чтобы не, проститься с Брежневым. Узнав об этом, расстроенный начальник охраны А. Рябенко сказал мне: «Евгений Иванович, ничего из этой затеи не выйдет. Не устоит Леонид Ильич, несмотря на все ваши уговоры, и все останется по-прежнему». Доведенный до отчаяния сложившейся обстановкой, я ответил: «Александр Яковлевич, прощание организуем на улице, в нашем присутствии. Ни на минуту ни вы, ни охрана не должны отходить от Брежнева. А остальное я беру на себя».
Кавалькада, вышедшая из дома на встречу с Н., выглядела, по крайней мере, странно. Генерального секретаря я держал под руку, а вокруг, тесно прижавшись, шла охрана, как будто мы не в изолированном от мира Завидове, а в городе, полном террористов. Почувствовав, как замешкался Брежнев, когда Н. начала с ним прощаться, не дав ей договорить, мы пожелали ей хорошего отдыха. Кто-то из охраны сказал, что машина уже ждет. Окинув всех нас, стоящих стеной вокруг Брежнева, соответствующим взглядом, Н. уехала. Это было нашим первым успехом.
То ли политические амбиции, о которых говорил Андропов, то ли сила воли, которая еще сохранялась у Брежнева, на что рассчитывал Щербицкий, но он на глазах стал преображаться. Дважды в день плавал в бассейне, начал выезжать на охоту, гулять по парку. Дней через десять он заявил: «Хватит бездельничать, надо приглашать товарищей и садиться за подготовку к съезду».
Итак, рассмотрим внимательно этот несомненно достоверный случай в популярном для газетчиков сюжете «Брежнев и женщины». Отметим прежде всего весьма невысокий социальный уровень его симпатии — только лишь медсестра, и, судя по всему, даже не очень молоденькая. Для Генерального секретаря, обладавшего немыслимой тогда в мире полнотой власти и материальных возможностей, это был более чем скромный выбор. Деятели его уровня, да чего там — уровня куда менее значительного! — предпочитают совсем иной набор возлюбленных — кинозвезды, прима-балерины, светские красавицы… А тут медсестра.