Бриг «УЖАС»: Избранные фантастические произведения
Шрифт:
Очнулся он от ветра, пахнувшего ему в лицо, и странного шума, раздавшегося рядом с бортом.
Гигантская черная тень, чернее мрака, медленно надвинулась и остановилась.
Профессор поднял голову и высоко над собою увидел паруса и верхушки трех мачт.
Несколько черных теней, казавшихся призраками в туманной ночи, забегало вдоль ставшего рядом с "Грифом" большого парусника, и железные крючья багров, как когти хищной птицы, вонзились в борт парохода.
Самойлов услышал резкий, тревожный свисток и взволнованный голос Любимова, вызывающего
Одновременно с этим приказанием откуда-то из темноты раздался властный окрик:
— Ни с места, если не хотите пойти ко дну! По какому праву напали вы на моих людей и стреляли по мне? Я — командир брига "Ужас".
На высоком мостике, помещенном почти на самом носу брига, сразу вспыхнули факелы.
Четверо матросов в желтых непромокаемых плащах и надвинутых на глаза капюшонах освещали стоящего у самых перил человека. Он был без плаща и стоял с непокрытою головою.
Длинные с сильною проседью волосы обрамляли красивое бледное лицо. Глаза незнакомца были мрачны и неподвижно смотрели прямо перед собою. Казалось, что эти глаза были мертвы. Тонкие руки стоящего на мостике человека впились в перила с какою-то жестокостью, а может быть, отчаянием.
— Я — командир брига "Ужас", — повторил он и вдруг улыбнулся горькой, жалобной улыбкой.
— Вы — Яков Силин? — сказал, подходя вплотную к борту, Самойлов.
— Силин?.. — будто недоумевая, не глядя на профессора, спросил он. — Да, так, кажется, меня когда-то звали. Но теперь я — командир "Ужаса", и сам я — ужас… ужас земли. Я — титан, полубог!
Он поднял вверх руку и обвел ею широкий круг.
— Я кинул огонь и разрушающую силу взрыва на мертвую подругу нашей планеты — луну, — продолжал он. — Я отравил живым ядом океан и людей и сделаю все моря, все воды мертвыми, как мертва моя душа. Замерзший камень я могу превратить в цветущий сад и полную кипучей жизни пучину океана — в огромное кладбище!
— Яков Силин! — крикнул ему Самойлов. — Что сделали вы с Ниной Тумановой? Если она мертва — кара неба не минует вас!
Наступило молчание. Слышно было, как падали угольки факелов, и шелестели развеваемые ветром плащи матросов.
Силин заговорил. Голос его был нежен, как напев, и вздрагивал от волнения:
— Нина… Нина… Нет! нет!.. Она жива… Если бы она умерла, я уничтожил бы все человечество! Проклятые, мерзкие черви, трусливые и злобные! Но я все делал, что она хотела… Я был, как бог, могущественный, не знающий преграды… И она не любила меня! Ни разу не приблизила она меня к себе, ни разу не узнал я ее мыслей и надежд… Пусть же теперь она идет туда, к этим паукам, червям и змеям! Пусть! пусть! Не пожалела она меня, не пожалела человечества. Между ним и мною теперь смертельный, последний бой. Командир брига "Ужас" объявил войну!..
Он резко свистнул, и тотчас же погасли факелы, и в густом мраке лишь маячили паруса и мачты брига, похожего на гигантский, кошмарный призрак.
Неслышно сняли невидимые люди крючья с борта "Грифа", и парусник, рванувшись, быстро
— Курс на Хайпудырскую губу! — скомандовал Любимов, и пароход двинулся следом за бригом, уже скрывшимся в темноте.
Ночью Силин два раза позволил "Грифу" настигнуть себя. Бриг останавливался, а потом медленно и молчаливо обходил пароход, словно дразня и вызывая его на бой, и опять уносился в даль, оставляя за собою тревогу и смутное предчувствие беды.
Вся команда с ружьями и топорами была спрятана за бортом парохода, так как командир ожидал нападения, и только тогда все успокоились, когда из-за туч блеснули первые, еще неяркие, лучи солнца. На море нельзя было разглядеть ни мачт, ни парусов брига.
— Будто привидение стояло сегодня возле нас и кружилось около "Грифа", — заметил, понуря голову, утомленный капитан. — Если еще это повторится — на корабле возникнет паника.
— Парус с правого борта! — раздался крик матроса с мачты.
Часа через два навстречу "Грифу" попался парусный китобойный баркас "Альма". Посигнализировав судну, Любимов выяснил, что "Альма", под командой шкипера-датчанина, идет в Европу и зайдет за водою и дровами в Иолангу.
— Попросите судно остановиться и принять пассажира до Колгуева! — сказал Самойлов.
— Вам угодно покинуть "Гриф"? — спросил с презрением в голосе командир.
— Да! Я отправляюсь в Иолангу, капитан! — сухо ответил профессор.
Любимов, не взглянув на Самойлова, крикнул:
— Шлюпку на воду!
С парохода видели, как "Альма" приняла на борт профессора, и когда шлюпка вернулась, "Гриф" двинулся на восток.
Бриг Силина исчез, но за ним шел мрачный след. К вечеру "Гриф" вошел в полосу мертвой рыбы. Острый нос парохода резал тысячи уснувшей трески, а под ударами винта тела погибшей рыбы превращались в зловонное месиво. Среди погибшей трески и гниющей сельди попадались трупы нарвалов и тюленей.
— Взгляните туда! — воскликнул, указывая на запад, Туманов.
Насколько хватал взгляд, море превратилось в плавучее кладбище и казалось покрытым снегом.
— Рыба успела уже замерзнуть, — сказал командир. — Это неудивительно! Ночь была свежая.
— Это — пласмодий! — возразил академик. — Это он белой, серебристой плесенью, как пухом, покрыл погибших животных, а над ними теперь поднимается легкий пар.
Пласмодий быстро и жадно пожирает свои жертвы.
— Здесь гниет груз доброй полусотни паровых барж, — заметил Любимов. — Норвегия и Швеция будут голодать!
— Хуже всего то, что вся эта рыба, — воскликнул академик: — будет разнесена волнами по океану, выкинута на берег и станет заражать все, что попадется на ее пути. Надо убить пласмодий… убить во что бы то ни стало!
— Но как это сделать? — спросил Сванборг.
— Капитан, — обратился Туманов к командиру: — на "Грифе" есть запас нефти?