Бригада: Металл и воля
Шрифт:
Так о чём ты хотел побазарить со мной? — спокойно спросил Белов. Будто не было ни напряжённости, ни угрозы зверской расправы. — Слушаю тебя, сатанинское высочество?
— Завтра с утра все — на работу, — не отводя взгляда от страшного охотничьего ружья, всё еще нацеленного в его живот, приказал Омар. — Ты, ты и ты, — ткнул он пальцем в Ярославу, Федю и Витька, — собирать черемшу. Белый и «Розенбаум» — мыть золото. Ты, — показал он на деда Афоню, — будешь резать своих овечек, готовить для моих героев вкусный шашлык. На Кавказе уважают старость, — издевательски рассмеялся он. —
Муса облегченно вздохнул. Не появись девка с ружьём, пристрелил бы он ненавистного инструктора из Арабских Эмиратов. Знает, чем это ему грозит, и все же не удержался бы.
Когда боевики покинули дом Безверова, дед Афоня озабоченно погладил бороду, Витёк злобно выматерился, философ развёл руками, Док смущёно поглядел в окно. А Белов весело рассмеялся. Удивительный он человек: бесстрашный и добрый, внимательный и решительный. Смеётся, даже когда его жизнь буквально висит на волоске.
Старик уважительно поглядел на своего странного гостя.
Ярослава не расплакалась, как сделала бы любая женщина. Аккуратно положила на стол тулку, взяла с блюда яблоко. Железная она, что ли? После стресса нашла в себе силы шутить, грызть яблоко, заботиться о мужчинах.
Что будем делать, мужики? — спросил Злой, заботливо вытирая любимый свой нож. Будто клинок уже побывал в деле, окрасился кровью. — Лично я сваливать из посёлка не намерен. Не дождутся.
Я — как скажет Серый, — тихо проговорил философ.
Он не страшился, похоже, неизбежного кровопролития. Все — в воле Божьей. Кроме всемогущего Господа, никому не дано изменить предначертания судьбы человека. Как и все слабые духом люди, Федя либо взывал к Богу, либо предпочитал следовать совету старшего, более умного и решительного товарища.
Ватсон ограничился пожатием плечами. О чём можно говорить? Белов — голова, плохого не посоветует.
Придётся подчиниться нехристям, — прогудел старик. — Плетью обуха не перешибёшь. У них — автоматы, пистоли, а у нас, — презрительно кинул он на двухстволку, — одна «пукалка». Нам бы хоть пару «калашей», тогда можно было бы побеседовать… Вот что, Ярка, добывать черемшу ты не пойдёшь. Как бы араб не снасильничал тебя в тайге. Отправишься вместе с Беловым мыть золотишко. Он — мужик надёжный, не даст в обиду. Не зря у него сзади выпирает ствол — есть чем и самому защититься и тебя обезопасить…
Подсмотрел всё же глазастый таёжник любимый «магмум» заткнутый за пояс сзади, с досадой подумал Белов. Другие тоже могут увидеть. Расставаться с надёжным стволом, тем более, отдавать его омаровским боевикам, не хотелось. Остаётся одно: сменить престижную кожаную куртку на просторный блузон, под которым не только пистолет — гранатомёт можно спрятать.
Блузона, конечно, в доме не нашлось — таёжница впервые услышала о существовании такой одежды, а вот охотничья куртка могучего богатыря подошла, как нельзя лучше. Кроме пистолета, под ней Саша спрятал обрез, которым одарил его дед Афоня. Оружие прежних деревенских кулаков было вычищено и смазано.
— Ещё мой батя, пусть земля будет ему пухом, соорудил эту «пушку», — прикрыв глаза лохматыми бровями, бесстыдно врал
Наверняка, хитрый старикан сам разбойничал, стрелял из обреза по хунхузам или по мирным китайцам, отбирал у них золото и наркоту. Ничего не поделаешь, тогда в таёжном крае были смутные времена, сам не пограбишь, тебя обдерут, как липку…
Белов снова, в какой уже раз, мысленно оправдал деда Ярославы.
Ярослава! До чего же приятное, ласкающее слух, имя. Наверно, Ярославна, подруга князя Игоря, ушедшего «воевать землю половецкую» и попавшего в полон, была такой же гордой и нежной. Саша вспомнил с какой самоотверженностью слабая девушка защитила незнакомого парня от выстрела Омара. Представил себе Ярославу с ружьём в руках. Настоящая воительница, презирающая трусость, не думающая о собственной безопасности!
Разве поступила бы так Ольга? Нет, она бы пугливо спряталась за спину мужа, заплакала, вымаливая пощаду, отдала бы супруга на растерзание…
А какая Ярочка заботливая и умелая хозяйка! Конечно, ей помогают батрачки, выполняют за неё самую чёрную работу, но так оформить пиршественный стол, подать такие яства смогла только она.
Белов чувствовал, что всё больше и больше подпадает под обаяние девушки. И не противился этому. Наоборот, с удовольствием подчинялся разгорающемуся чувству. Он не мечтал о возможной близости, об обладании женским телом, но нередко мужское желание пробиралось в его голову. Западло, спохватывался Саша, Ярослава — богиня, на которую нужно молиться…
Рано утром дед Афоня пошёл в закут — выбирать овцу на заклание. Про себя решил — обойдутся нехристи единственной жертвой, подавятся приготовленными из неё шашлыками. Неплохо посыпать мясо отравленным порошком, но пока не стоит рисковать. Дальше будет видно, как поступить.
Федя-философ, Злой и Ватсон пошли собирать черемшу. К утру потеплело, пошёл снег. Выковыривать из под него корешки — нелёгкий труд. Витёк отчаянно посыпал злыми матерками и инородцев, и погоду, и ваххабитов, искалечивших его, и свою судьбу инвалида. Док искал не черемшу, его интересовали лечебные травы и корни, типа бессмертника, чистотела или женьшеня. Федя бездумно ковырял палкой еще не замороженную землю и молился, призывая и для себя, и для друзей Божью милость, на голову нечестивцев — кару.
Белов и Ярослава присоединились к немногочисленной группе старателей, возвращающихся на прииск после кратковременного отдыха. Шли они по лесной тропе под конвоем двух вооружённых боевиков.
Не надоело? — тихо спросил он соседа, выразительно кивнув на конвоиров. — Идёте, будто зеки на зоне.
Сгорбленный немолодой приискатель так же выразительно почесал в заросшем, давно не стриженном затылке.
— Что сделаешь? У нас — лопаты да лотки, у них — автоматы. Зашебуршишься — мигом постреляют… Видишь мою неживую руку? Нашли нелюди в кармане камушек — избили. Спасибо не до смерти. Вон сынишка Степана, малец еще сопливый, брякнул что-то обидное — забили палками. Тринадцатилетнюю дочь Серафимы снасильничили, нехристи…