Бригада. От сумы до тюрьмы

Белов Александр Константинович

«То есть, как это, на Гуриевича? — удивился Саша. — Значит, Пчелкины жили в том доме, где размещался их «Дистрибуторъ»? Вот-те на!»

— Дистрибутор, — произнес он вслух.

— Ты о чем? — не понял Шмидт.

— Господь Бог — дистрибутор, — объяснил свою мысль Саша, — это он распределяет, что кому суждено. Но если ты оказываешь ему сопротивление, то он может пересмотреть твою судьбу. В ту или другую сторону, понимать? Может, в лучшую, а может, в худшую. Я это понял в Кремле. Если бы я сдался, то сейчас сидел бы совсем в другом месте и с совсем другими людьми. Или бы вообще не сидел,

а лежал в земле.

Шмидт подумал, что Саша совсем зафилософствовался. Ему тоже, как и Людочке, пришло в голову, что у Белова произошел какой-то мощный сдвиг по фазе, не в смысле сумасшествия, а в смысле изменения личности.

Хотя у него всегда были задатки к праведности, именно так Дмитрий его чувствовал с самого начала их совместной деятельности на ниве криминала. И другие это чувствовали, поэтому все и начинают вокруг него вращаться, как планеты, где бы он не появился. Только тогда, после смерти Коса, Фила и Пчелы он сам не свой стал от потрясения, то есть, — перестал быть собой.

— Ладно, приехали, — сказал Шмидт. — В смысле, выходим…

Они остановились у подъезда дома Холмогоровых. Космос Космосович не захотел слезать с коленей Белова, тот взял его на руки, вышел из машины, одной рукой помог выбраться Людочке и захлопнул дверцу. С другой стороны к ним подошел Шмидт.

Крест у малыша пришлось отобрать и отдать матери — во избежание. Поэтому парень ныл всю дорогу наверх: и в лифте, и на лестничной площадке. Успокоился он, только когда Белов научил его звонить в дверь^Космос-юниор очень быстро освоил это искусство и не отпускал кнопку, пока дверь не открылась и на пороге не возникла испуганная сиделка: звонок был старый и мощный, еще советских времен. Увидев гостей, которых ждала, она успокоилась и пригласила их в дом.

Саша опустил Космоса на пол и, придерживая за воротник курточки, повел в гостиную. Шмидт и Люда последовали за ним. Малыш ковылял не очень уверенно, то и дело норовя упасть.

Шагая позади Белова, Людочка с гордостью сказала:

— Он у меня рано пошел, в восемь месяцев!

Они остановились в гостиной. Юрий Ростиславович сидел в инвалидном кресле с безразличным видом. Голова у него был опущена, ноги прикрыты желтым пледом с коричневыми верблюдами и черной арабской вязью. На вошедших он не обратил ни малейшего внимания.

Саша снял с парня куртку и отпустил его в свободное плавание. А потом обернулся к Людочке, чтобы узнать узнать, не возражает ли она против этого. Та смотрела на Юрия Ростиславовича и молча плакала. Мрачный Шмидт обнял ее за плечи, прижал к себе… Некоторое время все трое стояли перед несчастным стариком, не зная, что делать.

— Он далеко отсюда, — пояснила подошедшая сиделка.

Маленький Космос встал на четвереньки и, быстро-быстро перебирая руками и ногами, пополз по паркету к старинному трюмо у стены… Держась за него одной рукой, встал, а второй принялся сметать все, что было на нем.

На пол полетели французские духи в граненом хрустале, лак для ногтей, кремы, тени, пудра, шпильки, расчески, шкатулки и прочая дребедень, принадлежавшая Надежде Федоровне. Все это, такое яркое, разноцветное, красивое со стуком падало, катилось, прыгало по полу, приводя мальчишку в неимоверный восторг. Забыв обо всем на свете, он заливался счастливым смехом.

Сиделка с испуганным криком бросилась к малышу, как наседка к цыпленку, чтобы прекратить это безобразие, отшлепать, наказать распоясавшегося хулигана, но улыбающийся Белов успел перехватить ее в полете:

— Молодец, Кос Косович, так держать, — одобрительно сказал он мальчугану. — Мужикам это все ни к чему, правда, Шмидт? У нас другие игрушки!

Юрий Ростиславович, до сих пор сидевший с отсутствующим видом, опустив подбородок на грудь, поднял голову и спросил:

— Саша?..

XLV

Первые дни декабря ничем не напоминали о том, что еще месяц назад улица Гуриевича была покрыта тонким слоем пожелтевших тополиных листьев. Теперь все вокруг было белым-бело от свежевыпавшего Снега, чистого, пахнущего свежестью, как стиральйый порошок «Уайт». Только на месте взорванного дома, где все еще копошились рабочие и сновали туда-сюда грузовики, была видна серая от цементной пыли земля. От горы щебня, плит и арматуры почти ничего не осталось, а в длинном ряду одинаковых панельных домов появилась щербина, похожая на выбитый зуб.

Саша с силой подвел лопату под горстку снега и толкнул ее вперед, освобождая от белой присыпки очередной кусочек асфальта. Физическая работа доставляла ему удовольствие, и он думал о том, что нет ничего лучше, чем вот так каждый день алюминиевой лопатой сгребать снег и формировать из него высокие сугробы, или махать желтой импортной метлой из пластика, с удобным зеленым черенком, сгребая в кучи душистые прелые листья.

И ни забот, ни хлопот, все ясно и понятно, границы территории тебе указаны свыше, обозначены сверху, а сделал дело — гуляй смело! И главное, ты родную землю очищаешь от скверны, от мусора и окурков, которыми ее загаживают и московские туземцы, и гости столицы. И результаты работы сразу видны — налицо замкнутый цикл…

В конце улицы, там, где заканчивался длинный ряд белых панельных домов, показалась знакомая белая «пятерка», шум работающего движка становился все громче.

Белов приставил лопату к ближайшей лавочке и поправил темно-зеленую бейсболку — в ней все-таки стало холодновато по нынешней погоде, тем более, что волосы у него еще не отросли.

Его синие джинсы снизу немного были припорошены снегом, как и зеленая альпинистская ветровка. Белову пришлось слегка отряхнуться.

— Ну что, Александр Николаевич, на сегодня хватит? — спросил его подошедший дворник, у которого Саша позаимствовал лопату минут десять назад.

Он очень уважал этого жильца его дома, который всегда с ним здоровался и сетовал на грязь вокруг и неаккуратность соседей.

Белов молча кивнул. В ту же секунду белая «пятерка» резко тормознула рядом, раздавив правым колесом кучку снежного праха — результат праведных трудов Саши. Правая передняя дверца машины приоткрылась, из нее высунул голову Витек.

— Ну что, капитан Блад, взовьем Веселый Роджер? — крикнул он, радостно щерясь…

— Сначала постирай его вместе со своей тельняшкой, — буркнул Саша, садясь на место штурмана, — оба пованивают…