Бригадир

Колычев Владимир Григорьевич

Гобой собрался вести толпу к рынку, когда вдруг появился Мартын.

– Чо за дела, где Спартак? – потирая кулаки, спросил инфантильный Бабай.

– В больнице…

Мартын подал руку ему, затем Гобою, Угрюму, Бесу, Тапычу, Кегле, Маралу…

– В какой больнице? Когда Спартак в больнице лежал? Не помню, чтобы он на койке валялся. Не было такого никогда. Не может Спартак в больничке… Не помню, чтобы так было. Нет, не может…

Похоже, Бабая заклинило. Бывает с ним такое. Иногда, глядя на него, у Гобоя возникала мысль, что все его серое вещество в костный мозг преобразовалось. Кости у Бабая крепкие, и череп тоже

прочный, но внутри слабина. Зато каменщик он хороший, и в драке всегда первый…

– Да так и лежит… Там такая толпа навалила, что ваще. Человек двадцать, качки, в натуре, каратисты. Ну и Спартаку наваляли…

– А ты где был? – жестко спросил Гобой.

– Только давай без этого? – скривился Мартын. – Я вообще не знал, где Спартак. Он у телки ночевал, потом пришел, с Хазаром о чем-то в его кафешке говорил…

– Стрелка сегодня должна была быть, Хазару люди нужны, – Гобой кивнул назад, за спину, за которой тихонько гудела встревоженная толпа.

Говорить приходилось громко, потому что мимо, по дороге, взад-вперед с шумом проносились машины. А за дорогой – рынок, и, судя по всему, воспринимать его нужно как чужую крепость. Штурмом этот бастион надо брать.

– Ну да, стрелка сегодня должна была быть, а наехали вчера. Без всяких стрелок. Спартак с Хазаром перетирал, а тут московские, и с ходу в махач, – рассказывал Мартын. – Я слышу, шум какой-то, выхожу, гляжу, Спартак стоит, а ему со всех сторон загружают. Он один, а там целая толпа. Он молоток, до последнего держался. Эти, московские, смотрят на него, офигевают. Столько ввалили, а он стоит. Ну, пока я подбежал, он упал. Я его схватил, к вагончику потащил, а московские смотрят, не трогают нас. Конкретно Спартака зауважали…

– Так он что, в вагончике? – сморозил Бабай.

– Какой вагончик? Ему челюсть сломали, нос, зубы выбили. Сотрясение мозга… Э-э, нет, не сотрясение, ушиб. А ушиб – это серьезно. Ну, тебе этого не понять…

– Почему?

– Ушибать нечего. Спокойно, – поднял руку Мартын, – проехали!

– Куда проехали? Еще не проезжали. Козлов этих московских гасить надо! – сквозь зубы злобно процедил Бабай.

Гобой внимательно посмотрел на него. Может, не все у него ладно с головой, но в одном он прав: за Спартака надо отомстить. Знаменские пацаны на том и стояли, что всегда мстили за своих. Жестоко, беспощадно.

– Где они сейчас?

– На рынке. Хазара выбили, теперь сами заправляют. Еще вчера по рядам прошли, дань собирали. Мне за всю жизнь столько не заработать, сколько они за раз собрали…

– Ты что, считал?

– Нет, не считал. Но знаю… Я не понял, ты чо, основной здесь? – Выпятив грудь, Мартын развел в стороны руки.

Сейчас он был похож на бойцовского петуха перед дракой.

– Так, что тут за срач? – вмешался доселе молчавший Угрюм.

Обычно невозмутимый, он начинал выходить из себя, когда свои начинали грызться между собой. Не любил он раздрая и готов был угомонить любого – что Мартына, что Гобоя. А с ним лучше не связываться.

– Слышь, братва, я не понял, чего мы здесь стоим? – спросил рыжеволосый Тапыч. – Спартака отоварили, надо за него спросить, а мы тут на ровном месте топчемся… – Он достал из кармана кастет, натянул его на пальцы, сжал кулак.

– В натуре, как неродные, – кивнул Бес, вытаскивая из сумки дубовое топорище с обрезанным рубилом.

Лед тронулся, и Гобою ничего не оставалось, как гнать

его по течению. Толпа двинулась к рынку, не обращая внимания на машины. Автомобили останавливались, сигналили, но в них вдруг полетел камень, который поднял с обочины низкорослый задиристый Малек. Пацаны заряжались на грядущую драку, и случайным прохожим было лучше их не задевать.

– А больница далеко? – спросил долговязый Кегля.

– А чо, Спартака проведать хочешь? – широко шагая, улыбнулся Мартын.

– Ага, сейчас с козлами разберемся и к нему поедем…

– Поедем, если им рога обломаем…

– Как он там? – спросил Угрюм.

Ему явно не хотелось ввязываться в драку: семья у него, жена любимая, ребенок, но и отступить он не мог. Не так воспитан.

– Говорю же, ушиб всей башки. Так отмудохали, что мама не горюй.

– Как это не горюй? Оксана Викторовна должна горевать, – возмущенно высказался Бабай.

– Ты ей ничего не говорил? – спросил у Гобоя Мартын.

– Да не надо ей знать, переживать будет.

Спартак у Оксаны Викторовны – единственный сын, она за него очень переживает. Он ей обещал, что драться больше не будет, а тут челюсть навылет. Узнай она об этом, и кондратий хватит… В общем, не стал Гобой ничего ей говорить.

– И правильно… Ничего с ним не будет. Да и есть кому за ним присмотреть, – усмехнулся Мартын. – Девчонка у него, он у нее сегодня ночевал. Ты ее знаешь, она в ларьке торгует… Сейчас покажу, в каком, только ты ничего не спрашивай. Не до того сейчас!

Они втягивались в главные ворота рынка. Справа в глубь территории тянулся ряд железных ларьков, слева виднелась площадка кафе, которое строила их бригада.

Действительно, не до девчонок сейчас. На площадке стояли рослые, не робкого десятка ребята в кожаных куртках. Двое оживленно о чем-то разговаривали, тыкая пальцами в окна строящегося здания, еще четверо полукругом стояли рядом. К ним и направился Гобой.

Кожаные засуетились, заметив надвигающуюся толпу. Навстречу Гобою вышел крепко сбитый парень с не по годам морщинистым лбом и раздутыми, как у хомяка, щеками. Куртка поверх майки-борцовки, на могучей шее золотая цепь в палец толщиной, пальцы-сардельки унизаны печатками. Видно, что крутой мэн, упакованный по полной программе. Гобой в своей убогой курточке смотрелся на его фоне как минимум серой мышью. Да и в габаритах значительно уступал. А говорить с этим «хомяком» должен был он, и никто другой. И вряд ли он сможет его «переговорить»: веса для этого не хватает.

– Я не понял, это что за колхоз? – презрительно скривился авторитетный браток. – Я не понял, кто трактористов вызывал!

Его «быки» оскалились в пренебрежительных усмешках. И эти выглядят внушительно, не чета знаменским пацанам. Глядя на них, Гобой четко понимал, что не сможет внушить им страх на словах. А если так, то незачем с ними говорить.

– Мы не трактористы, мы мельники, – скорей самому себе, чем кому-то еще, сказал он.

И, сблизившись с щекастым, наотмашь ударил его кулаком в челюсть. Удар не сильный и не очень резкий, браток должен был уклониться. Точно, вот он присел. Но Гобой не просто промазал, он еще и резко ушел в сторону. И тут же из-за его спины вынырнул Угрюм. Это была домашняя заготовка, и удар у него по-домашнему щедрый, наваристый. Кулаком в нос. Браток, похоже, даже не понял, что произошло, как отрубился. Что-что, а бить Угрюм умеет…