Бригантина, 66
Шрифт:
Пабло просит нас подняться к нему; он лежит: очень болит нога, решил не вставать к ужину, чтобы завтра быть в форме. По крутой лесенке с поручнями, похожей на трап, мы поднимаемся в башню, как на капитанский мостик. Там одна комната, в которой размещаются маленький кабинетик и спальня. Здесь тоже очень интересно, множество картин, редких изданий, всевозможных словарей, индейских кустарных вещиц, предметов старины, свезенных со всего света. Как получается такой удивительный дом? Его нельзя устроить, он должен сложиться сам собой, как жизнь человека.
Пабло в голубой рубашке лежит в огромной постели. У него болит нога, но это чувствует только он, а вам он этого не показывает.
Пабло считает необходимым, чтобы какому-нибудь советскому писателю была предоставлена возможность приехать в Чили на несколько месяцев с задачей написать книгу об этой стране, может быть, о каком-нибудь одном ее интересном и характерном районе. Пожалуй, лучше всего о юге: он очень колоритен и богат интересным материалом.
Не менее целесообразно было бы приглашение в СССР чилийского писателя с той же задачей — написать книгу о нашей стране для чилийцев. И снова тот же сюжет, о котором была речь за обедом в Сант-Яго: о том, чтобы найти возможность посылать в Советский Союз молодых латиноамериканских поэтов — отбор может производиться каждой страной по конкурсу — для изучения русского языка, для подготовки серьезных переводчиков советской поэзии на языки Латинской Америки.
Мы ужинаем с Матильдой при свечах в столовой за большим круглым столом. Топится камин, и горят свечи, и нам славно, просто и вкусно в этом доме, наполненном океаном. В разгар ужина со страшным грохотом врывается коротконогая служанка Мария, очень встревоженная тем, что звонили из гостиницы, что дверь запирают в одиннадцать… Ее успокоили. Мы ушли после двенадцати и, найдя ключ в условленном месте, под половичком у двери — как похоже живут люди! — благополучно попали в свои комнаты и с удовольствием заснули в удобных постелях, оглушенные грохотом океана.
Пабло встретил нас на другое утро на ногах. В черном свитере, туго облегающем грудь, в вязаной шапочке, он органично вписан в океанский пейзаж — этакий старый и бывалый мореход: кормчий или китобой. Мы поехали по побережью в машине дальше, за Исла-Негра, и Пабло, как хозяин, показывал нам свой край.
А на обратном пути заглянули в две церкви, чтобы узнать, где можно будет послушать рождественскую службу, так называемую петушиную мессу, но в одной сразу сказали, что мессы не будет, а в другой, маленькой старой церковке, старушка, подметавшая паперть, грустно посетовала на то, что какая уж теперь «misa de gallo». Все всё забыли, никто даже не пришел помочь священнику устроить вертеп, пещеру с яслями и со всеми подробностями — иногда даже в ясли кладут живого младенца. Рубен Асокор вспоминает, что и его в грудном возрасте использовали на этой работе.
Не помню, как зашел разговор о живописи и об абстракционизме. Пабло говорит о том, что абстракционизм возник не случайно, что он — следствие целого ряда новых явлений в нашей жизни, в науке. Новейшие сверхсильные мискроскопы открывают глазу зрелища глубоко абстрактные. Земля с космических высот, наверное, тоже выглядит абстрактно. И не следует возводить абстракционизм в степень страшной угрозы — никакой угрозы он не представляет, все равно искусство неизбежно вернется к реализму. Не вернется, а снова дойдет до него, дорастет до него и заговорит снова понятным людям, простым и великим языком о том, что для людей важнее всего и дороже всего. Он лично не
За обедом Пабло опять очень оживленно и интересно рассказывает о политической жизни в Чили. Сейчас сильнее всех христианско-демократическая партия, верно угадавшая главную нужду народа — землю. Христианские демократы обещают народу земельную реформу и в виде аванса даже разделили между самыми безземельными несколько больших поместий, принадлежащих церкви. Для завоевания популярности этой партии подчас приходится быть левей, чем ей хотелось бы…
Пабло не раз уже, говоря о чилийском стремлении к независимости, о всеобщей политической активности, повторял, что это распространяется даже на детей. Сейчас, за обедом, продолжая речь о разных партиях, о их значении, давая им всем меткие и точные политические характеристики, вдруг оборвав себя, он обращается к двум ребятам, сидящим с нами за столом, с вопросом, за какую из существующих партий они бы отдали свои голоса. Мальчики — пятнадцатилетний Хуан, племянник Матильды, и одиннадцатилетний Энрике, сын вдовы-рыбачки, живущей по соседству, и большой приятель Пабло, — оказались лукавцами.
— Ах, дон Пабло, я еще, может быть, раньше умру, что же мне сейчас об этом задумываться? — ускользнул Энрике.
А Хуан очень высокомерно заметил, что, может быть, до той поры, когда он должен будет выбирать, возможностей выбора станет больше и появятся какие-нибудь новые партии, и, может быть, они будут куда лучше.
Столь уклончивые и даже оппортунистические ответы явно не устроили дона Пабло. Его лицо на мгновение приняло то самовыключающееся характерное выражение, которое означает, что вопрос исчерпан, обсуждению и разжевыванию не подлежит.
Он интересно рассказывает о компартиях других стран Латинской Америки, о ярких политических фигурах, о характере жизни и деятельности коммунистов Южноамериканского континента. Он глубоко знает истинное положение дел, характеризует людей, руководителей, анализирует настроения. Многим он гордится, многое его тревожит. Он глубоко обеспокоен положением вещей в Бразилии. Увы, он оказался прав в иных своих опасениях; некоторые предвиденья, которыми поделился с нами Пабло в декабрьский полдень 1962 года, к сожалению, скоро стали фактами.
Пабло очень активен как коммунист, и при своей популярности и авторитете он бесконечно много значит для партии и для народа. Огромный успех имела его брошюра «С католиками за мир!», написанная в ответ на благостную, весьма решительную и глубоко антикоммунистическую пастораль, с которой обратился к верующим епископ Сант-Яго.
Антикоммунистическая пастораль — довольно неожиданное словосочетание. В этом обращении епископ очень проникновенно и вдохновенно поддерживает верующих во всех их самых решительных и прогрессивных требованиях, но убеждает, что в борьбе за эти законные требования их никто больше не поддержит, никакая партия, и коммунисты в том числе, — никто, кроме церкви, которая во всем и всегда с ними и за них.
Пабло Неруда очень просто и серьезно напоминает людям о тех крушениях, которыми кончались самые замечательные общественные начинания, когда люди в борьбе за их осуществление отрекались от своей классовой принадлежности и доверялись церкви, неизменно предававшей их. Твердость и уверенность тона, серьезность и глубина постановки вопроса, дорогое чилийцам имя их собеседника — все это произвело сильное впечатление и создало брошюре большой успех. Пабло много работает и всегда помогает партии.