Бригантина, 66
Шрифт:
Мы простились ненадолго, до вечера. Вечером на праздничный ужин к Неруде приедет из Вальпараисо Ивенс, тот самый Норис Ивенс, — он снимает сейчас фильм о Вальпараисо.
После обеда я крепко заснула и проснулась оттого, что где-то снаружи, за дверью, во внутреннем дворике послышались шаркающие шаги и какой-то бесцветный голос меланхолически позвал:
— Пенелопе, Пенелопе!
Я улыбнулась и имени и голосу — где еще на белом свете можно вдруг так буднично и меланхолично звать кого-то забытым античным именем Пенелопе, и кого это так зовут, и что это за Пенелопе? Шаги пошаркали-пошаркали, голос позвал-позвал, ответа не было — и во дворике снова наступила тишина, словно бы все это только приснилось. Я начала понемногу освобождаться от сладкого оцепенения и возвращаться к реальной
Когда через полчаса мы зашли выпить чаю в пустой в этот час ресторан гостиницы, я вдруг услышала тот же меланхолический голос, так же уныло зовущий Пенелопе. С этим зовом в ресторан вошел какой-то старик, и на его голос неожиданно, сразу и очень бойко откликнулся молодой и дюжий официант мужского пола. Вот тебе и Пенелопе!
Ивенс невысокого роста, седой, все время улыбающийся чуть смущенной милой улыбкой. Я думала, он больше, массивнее, а главное, старше. И странное дело, когда я увидела его в Москве через полгода, следующим летом, на кинофестивале, он и в самом деле оказался старше, даже можно сказать — старее.
Топился камин, на столе горели свечи. Матильда вручала всем рождественские подарки. Мой был от Пабло: роскошное издание «Ста сонетов о любви».
После ужина Матильда все-таки повезла нас троих к рождественской петушиной мессе в церковь Картахены. Церковь была полна народу, и мы слушали проповедь, стоя сзади в толпе. Но когда проповедь закончилась и народ стал расходиться, Матильда повела нас поглядеть сооруженную пещеру с младенцем в яслях, животными, волхвами, святым семейством и прочими подробностями. Старая, добрая игра человечества! Старые, милые его игрушки! «Все яблоки, все золотые шары…»
На пути назад Матильда набила в свою машину много народу, пригласила каких-то пожилых женщин — очевидно, мать и бабушку Энрике, которые встретились нам в церкви. Ребята ехали почти в багажнике.
Я прощалась с Ивенсами и с Пабло, зная, что мы еще увидимся, — Пабло пригласил нас к себе в Вальпараисо встречать Новый год. И мы побывали там на этой неповторимой встрече Нового года — я еще напишу о ней, — и он был снова хорош и органичен во всем: и когда с плоской крыши своего дома отдавал в рупор шутливые приказания стоящим в порту кораблям и когда, презрев боль в ноге, от души плясал с плясуньей-паскуанкой ее странный и диковатый полинезийский танец. Но все-таки в мою душу он вошел навеки тем Пабло Нерудой — хозяином дома в Исла-Негра, дома, стоящего перед лицом океана, дома, наполненного океаном, его ревом, его грохотом, его солью и свежестью, его несравненным величием и огромностью.
Я только теперь поняла поэзию Неруды, ее странные ритмы. Это ритмы океана, ритмы, в которых живет Пабло, ритмы, которые живут в Пабло, которые слышит только он. Их трудно перевести, не знаю даже, возможно ли, да и нужно ли? Может быть, эта поэзия и не нуждается в переводе? Слушая ее в подлиннике, каждая чуткая душа поймет ее огромность и могучую наполненность, как понимают без перевода великую музыку, как понимают по-своему шум ветра, грохот океана.
ВУЛКАН
После рождественского ужина и поездки в церковь Картахены я засыпала в блаженной уверенности, что нам не грозит ранний подъем, о котором мы на ходу условились с Рубеном Асокором. Он, кстати, еще оставался у Неруды, когда мы ушли спать. Тем невероятнее было то, что он разбудил нас в условленное время, когда нам еще так сладко спалось под шум океана. Он был очень деловит и поторапливал нас, заявив, что пора ехать для того, чтобы успеть осуществить свой план, — поездку в Кордильеры. Эта поездка куда-то к вулкану была давно назначена на этот день.
Все было в это раннее утро сухо и деловито. Никаких машин в нашем распоряжении уже не было, и Рубен распорядился снести наши вещи на остановку автобуса. Вот и автобус показался из-за поворота, большой, дребезжащий, совсем не комфортабельный и не переполненный в этот ранний час праздничного дня. Первый день рождества! Кому в этот день и так рано ехать куда-то автобусом?
Мы доехали до Сан-Антонио, а там пересели на другой автобус, идущий в Сант-Яго. Пришлось ждать его минут сорок, но сидели мы у океана, у самой воды, и это было приятно
Без всяких происшествий в пути, знакомой уже дорогой, где-то около двенадцати прибыли мы на конечную станцию автобуса на окраине Сант-Яго. Рубен повел нас через мощенную булыжником площадь прямо в некое закусочное заведение, объяснив, что хозяин его друг, что тут мы закусим и передохнем и отсюда поедем дальше. Нас приветливо встретили, усадили за столик и угостили едой типа солянки, в глиняном горшочке. Рубен объяснил, что это народная еда, почти деревенская, и был рад, что нам она показалась вкусной. Хозяин подсел к нашему столику и выпил с нами — он хотел назвать свою закусочную «Спутник», но муниципалитет не разрешил этого, и теперь она называется «Сателлит».
Народу вокруг было много — простой люд рабочей окраины, пришедший отдохнуть в праздничный день. Некоторые просто беседовали, попивая пиво или сухое вино, другие увлеченно играли в какую-то местную карточную игру. Шли жаркие споры явно о политике, чилийцы это любят, но все было мирно и дружелюбно. Уже в разгар дня и жары мы выехали впятером: нас трое, Пракседес Уррутиа и Оскар, ее брат, — за рулем машины. Я смутно представляла себе, куда мы едем: в Кордильеры, к какому-то вулкану, который то ли действующий, то ли потух… Наш водитель сразу же заявил, что по пути мы должны непременно заехать на Писсину. Мы уже знали, что Писсина — это бассейн. Стоит ли тратить на это время? Нет, непременно, тем более что это по пути. Он твердил это с каким-то азартом, и хотя было уже много времени, а ехать нам было далеко, точно никто не мог сказать сколько, и хотя было нестерпимо жарко, стало ясно, что все возражения напрасны и что надо подчиниться течению событий.
Это было действительно по пути — сооруженный довольно высоко в горах искусственный водоем, бассейн, который после вчерашнего океанского пляжа показался нам убогим. Я почти заставила себя искупаться в этой большой, общей, переполненной народом ванне, но все-таки это освежило и оживило меня. Ну что ж, поехали дальше! В Кордильеры, на вулкан, бог весть куда!
День уже клонился к закату, когда мы добрались до городка Сан-Хосе на Майпо. Майпо — горная быстрая река, и мы несколько раз переезжали через нее, а потом долго ехали по ее берегу. Сан-Хосе на Майпо — маленький городок в горах, чем-то напоминающий наш Нальчик, только много меньше. Мы прошлись по площади, на которой разбит сквер, поет радиорупор и детишки играют в кегли, посидели на скамье перед лавчонкой-баром, у дверей которой стояла убранная елка, уже несколько пожелтевшая от жары; перевели дыхание и поехали дальше. Дорога все хуже, все разбитее, все круче, цель путешествия все туманнее и дальше, солнце все ниже, Оскар все мрачнее и молчаливее. Еще бы! Каково будет ему возвращаться назад ночью, в темноте, по этой крутой и разбитой горной дороге. «Не вернуться ли?» — взываю я к Стельмаху. «Поехали дальше!» — неумолим он. О упрямство человеческое! Думала ли я тогда, что очень скоро буду благодарна этому упрямству. Не будь его, мы, разумеется, давно бы повернули назад и так бы и не узнали, что это была за цель, до которой мы так бы и не добрались. Махнув на все рукой — будь что будет! — я перестала воображать себе ужасы обратного пути и отдалась своему любимому занятию — растворению в дороге, в полной отрешенности от всех и всяческих забот, в своих думах, разных и подчас очень далеких отсюда, — то, что я люблю в путешествии больше всего на свете.
Вдруг Оскар съехал с дороги и поставил машину на тормоз. Так съезжают обычно при поломке. Только этого еще не хватало! Мы сидели растерянные.
— Вулкан! — сказал Оскар, выходя из машины и кивая в сторону.
В стороне, чуть поодаль от дороги, стояло несколько ветхих строений, а перед нами на шесте, вкопанном в землю, была укреплена дощечка с лаконичной надписью, сделанной на двух языках:
«Volcano. Vulcan».
Мы вылезли из машины и, сойдя с дороги, пошли к поселку, лежащему перед нами. У дороги стояли трое мужчин, выжидающе следящих за нашим движением. Пока Оскар разворачивал и ставил машину, мы подошли к ним и заговорили.