Бриллиант мутной воды
Шрифт:
— Кому ж еще? — удивилась Ленка. — Болит у кого?
Понимая, что все обстоятельства складываются сегодня против меня, я молча проглотил лекарство.
В ту же секунду нестерпимая горечь разлилась по языку и достигла желудка. Рот мигом наполнился слюной, из глаз полились слезы.
Никогда до сих пор мне не приходилось глотать ничего подобного.
— О господи, — вырвалось из меня.
— Эк его колбасит, — с сочувствием произнесла Лена. — Болит так?
Я, с трудом ворочая онемевшим от лекарства
— Очень горько, прямо жутко!
— Ну, бедняжка, — продолжала жалеть меня Лена, — ну-ка, заешьте сладеньким, желе у меня сегодня высший сорт, молочное, давайте кушайте!
Под носом у меня оказалась хрустальная креманка, набитая чем-то, больше всего похожим на холодец, только белого цвета.
— Скушайте кусочек, — гудела Лена, — сразу лучше станет.
Я неприхотлив в еде. В принципе могу съесть любой продукт, был бы он свежим. Есть два исключения. Первое — холодец. Тася, домработница Николетты и по совместительству моя няня, видя, что из ресторана приносят для гостей студень, всегда кривилась.
— Ни в коем случае не ешь, — шепотом предупреждала она меня.
— Почему? — один раз поинтересовался я.
— Вдруг туда желатин положили, — объяснила Тася, — знаешь, из чего его делают? Из костей дохлых животных.
Все, после этого я никогда не мог прикоснуться ни к чему дрожащему. Холодец, желе, пудинги… Эти лакомства я не могу даже видеть. Второй же продукт, который я на дух не переношу, — молоко.
И вот теперь мне предлагалось съесть блюдо, состоящее одновременно из двух отвратительных ингредиентов. Молочное желе! Хуже мог быть только стаканчик из картона.
— Кушайте скорей, — уговаривала меня Ленка, — вам понравится! Ну, открывайте рот, давайте, давайте. Сейчас хорошо станет! Боль пройдет, экий вы неловкий…
И она ткнула чайной ложечкой мне в губы. Я машинально повиновался приказу и, проклиная собственную мягкотелость и хорошее воспитание, принялся покорно глотать скользкие куски. Мне казалось, что в горло проскакивают лягушки. Одно было хорошо, онемевший от баралгина язык не ощущал никакого вкуса.
Нора молча наблюдала за происходящим.
— Ну как? — поинтересовалась Ленка. — Легче тебе?
— Скорей, — прошептал я, — скорей дайте тазик, тошнит!
Ленка схватила пустую тарелку.
— Держите.
В ту же секунду желе вернулось назад.
— Простите, — прошептал я, — не знаю, от чего это со мной, ей-богу, очень вкусно было!
— Главное, не двигайтесь, — испуганно велела Ленка, — сейчас уберу.
Мы с Норой вновь остались вдвоем.
— Может, ее за меновазином послать? — в задумчивости протянула хозяйка. — У нас его точно нет.
— Ой, не надо, — испугался я, — вдруг найдется, и она меня опять заставит выпить.
— Меновазин употребляют наружно!
— Все равно не надо.
— Сидите спокойно, — всунулась в комнату Лена, — уже едет.
— Кто? — в один голос поинтересовались мы с Элеонорой.
— Я «Скорую» вызвала.
— Зачем?
— Так тошнит же его, небось, когда падал, головой стукнулся, может, сотрясение мозга. Опять же все сидит, никак не встанет. Баралгин на него не действует. А вдруг перелом? Нет уж, пусть врач поглядит!
Медицина прибыла мгновенно.
— Что стряслось? — приветливо спросил молодой парень, оглядывая меня, сидящего на полу.
— Упал и встать не может, — мигом влезла Ленка, — как бы не перелом… И болит у него, жуть, прямо криком кричал…
— Сейчас посмотрим, — улыбнулся фельдшер и велел: — Ну-ка, покажите ногу.
Я обеими руками прижал пиджак к полу.
— Нет.
— Должен же я вас осмотреть?
— Ни за что.
— Но как же я тогда смогу помочь?
— Иван Павлович, не кривляйтесь, — возмутилась Ленка.
От отчаяния я рявкнул:
— Извините, я стесняюсь.
— Ну, не стоит, — спокойно ответил парень, — поверьте, ничего особенного в вашей ноге нет.
И тут на меня снизошло озарение:
— Я не вас стесняюсь.
— А кого?
Я ткнул пальцем в домработницу:
— Ее, пусть выйдет.
— Ладно, — обиженным тоном отозвалась Ленка, — коли вы такие нежные, могу уйти.
— Да, — обрадованно подхватила Нора, — выйди.
— Вообще на улицу уберусь, — прогудела Ленка, — за картошкой, вся кончилася.
Шумно топая, она ушла.
— Надо было ее сразу на рынок отправить, — вздохнула Нора. — Эх, не догадалась сказать, что к ушибу следует тертые корнеплоды прикладывать.
Врач тем временем поднял пиджак, лежащий у меня на коленях, уставился на морковно-чесночную лужу и в изумлении воскликнул:
— Господи! Что это с вами такое случилось? В первый раз с подобным сталкиваюсь! И пахнет странно.
— Доктор! — решительно сказала Элеонора, вытаскивая кошелек. — Сейчас все объясним. Нам не нужна медицинская помощь…
Когда через час вернулась с картошкой Ленка, ковер в гостиной выглядел как новый. Я сначала оттер пятно, а потом высушил покрытие феном, даже успел принять душ и замыть костюм. Счищая с брюк желто-оранжевые комочки, я с отвращением подумал: «Вряд ли мне в ближайшие полгода захочется полакомиться морковью!»
Глава 22
К дому, где проживала Лера, я приехал без семи минут десять, и едва запарковал «Мерседес», как увидел роскошную чернолаковую иномарку, похоже «БМВ», подкатившую к подъезду. Шофер выскочил и предупредительно распахнул заднюю дверцу. Из недр автомобиля медленно выбралась профессор Буряк. Я вышел из «Мерседеса».