Бриллиант в мешке
Шрифт:
Или, например, клубника. Ее тут до того усовершенствовали, такой твердой шкурой обрастили, да с колючками, что хоть месяц пролежит, для экспорта хорошо. А для еды не очень. Прочность она приобрела, и размеры соответственные, а вкус и запах потеряла. Ну, запах ей как-то вернули, очень сладко пахнет, но это обман зрения. Помоешь ее, и нету запаха…
Что касается запаха, то в больнице здесь даже больницей не пахнет, потому что очень чисто, все время ходят уборщики и щетками по полу
И ходят, и ходят… и возят, и возят…
22
Это я перед операцией так размечтался, совсем меня от вливания развезло.
Врачишка мой зелененький разыскал-таки у меня перелом, и разыскал-то просто на рентгене. Сам меня туда с утра пораньше отвез, сам долго укладывал то так, то этак, предупредил, больно будет, но ты уж терпи. Я и терпел, потому что вижу, что по делу. Рентгенотехник даже ворчать начал, столько он меня крутил и вертел. Ну и наконец несет снимок, а сам весь сияет. Любуется на него, показывает мне и говорит радостно:
– Вот он, красавец, где затаился!
Я, конечно, ничего не разглядел, но верю, что перелом у меня красавец, даже приятно.
– Готовься, – говорит, – не ешь ничего, скоро буду тебя резать. И не волнуйся, все будет хорошо.
А мне чего волноваться? Я и сам знаю, что будет хорошо. Полностью ему доверяю.
Пришел за мной вчерашний Моти, повез. Я, конечно, сразу спросил про портрет. Порядок, говорит, я знаю, где он. Сейчас моя смена кончится, пойду и принесу. Готовь, говорит, стольник.
Я боялся, что он меня закатит обратно в приемный покой, но нет, приехали в отделение, и, значит, я теперь здесь законный пациент.
Подвез меня к стойке дежурной сестры, а она улыбается:
– Ты вон еще не прибыл, а у тебя уже гости!
Я так и крикнул:
– Ирис! – уверен был, что это она, и очень обрадовался.
Въехали в палату, и вижу, что не она. Около пустой кровати стоит Кармела и смотрит на нас.
– Какая еще Ирис? – говорит.
– Кармела! А ты как сюда попала? Стали они меня на кровать переваливать, Кармела с мускулами своими тоже сунулась помогать, и так больно мне сделала, что я криком закричал.
– Не надо, – кричу, – не надо, Кармела, уйди!
Она аж руки отдернула, отскочила в сторонку.
Улегся я кое-как, колено к животу подтянул, Моти с сестрой ушли, а она все ахает, говорит что-то, но я, пока боль не унялась, плохо слушал. Что-то насчет того, как она испугалась, когда меня не нашла (у нее есть запасной ключ от нашей квартиры), да что соседи сказали, да как обзванивала больницы. А сама гладит меня по щеке тихонько, пугливо так. И это мне хотя и не больно, но приятности особой тоже нет, совсем у меня к ней чувство пропало.
– Ладно, – говорю, – Кармела, спасибо за беспокойство, не катастрофа. Перелом шейки бедра, это сейчас запросто чинят. И врач у меня хороший.
– А боли сильные? – спрашивает.
– Да уж неслабые, – говорю, – но теперь недолго терпеть.
– А где Татьяна?
– Татьяна сейчас придет, – говорю, хотя вовсе в этом не уверен. – А меня скоро оперировать будут, так что ты ступай.
Она гладить меня перестала, но не уходит.
– Тебе же на работу пора? – говорю. – А я в порядке, мне ничего не надо.
Не уходит, сидит. Пугливость ласковая сразу с нее слетела, улыбаться начала, а руку в свою сумку запустила.
– Ты чего? – спрашиваю.
Сидит, улыбается, пошевеливает в сумке рукой.
– Так тебе, – говорит, – ничего не надо? – И включает свой обычный громкий смех.
Что за черт, думаю, с какой стати так развеселилась. Больница все-таки. Хоть бы уж уходила поскорей, ведь и впрямь надеюсь, что Татьяна придет, совсем мне Кармела в данный момент не нужна.
Хохочет и руку из сумки вытащила, держит кулаком.
– А это, – говорит, – тебе тоже не надо?
Разжала кулак и тут же опять зажала. А в кулаке мелькнула красная искра.
Сперва ничего не понял, одна досада, надо же, вот разыгралась кобылка, да еще у постели больного. И вдруг сердце так и ухнуло.
23
Неужели он?
Как, каким образом? Не может быть. Но вот же, факт, сам видел.
И сразу мозги закрутились, что ей говорить.
А она кулак откроет – и закроет, откроет – и закроет.
Он, он!
Красный мой фонарик прекрасный, знаменитый Красный Адамант! Чистый и блестящий, словно и не побывал в системе канализации.
Я руку протянул – она отдернула. И заливается своим несдержанным хохотом, даже больные на соседних кроватях зашевелились, там их еще двое.
– Тише ты, – говорю. – Дай сюда!
Она кулак открыла, но руку в сторону отвела, мне не достать. Давится своим хихиканьем и бормочет:
– И ради этого… ради этой побрякушки… ты в говне копался! Коврик раздирал!
– Дай, – говорю, – дай сюда!
Она камушком у меня перед глазами поигрывает, но не дает и говорит:
– А ты мне за это что? Я сантехнику знаешь сколько заплатила!
Сантехнику! Сантехника вызывала! Хочу сказать ей, мол, заплачу, сколько хочешь, но вместо этого делаю улыбку и говорю:
– А я тебя за это поцелую.
– Ишь ты, какой щедрый, – говорит. – Нужны мне твои поцелуи.