Бриллиант
Шрифт:
Никто не обращал особого внимания на нашу молчаливую процессию, двигавшуюся сквозь водовороты и лабиринты к свободному лифту. Мы поднялись в бельэтаж и направились прямо в малый конференц-зал без окон, куда можно попасть, только пройдя позади моего стола. Комната, обшитая огнеупорными панелями, сама по себе что-то вроде сейфа, была предназначена для обзора высокочувствительных или хрупких вещей — таких, как документы, инкунабулы или рукописи на пергаменте, — и маленьких предметов вроде драгоценностей, монет или
Грузчики осторожно поставили ящики на обитую сукном столешницу и ушли.
Охранники закрыли дверь и заняли свои места за порогом. Я заперлась и поставила реостаты освещения и термостат кондиционера на полную мощность. Чересчур яркое освещение в два счета поднимет температуру, и в тесной комнатке станет невыносимо жарко. Но ничего не поделать: необходимо тщательно осмотреть содержимое ящиков, и тогда я сразу пойму, что мы имеем: настоящие драгоценности или кота в мешке.
Атмосфера с каждой секундой становилась все более напряженной. Мне следовало срочно связаться с Оуэном, но я чувствовала, что нужно также дать мистеру Рашу время прийти в себя. За нашу короткую встречу я успела понять, что человек он вдумчивый и неторопливый.
Поэтому я осталась стоять у двери, наблюдая, как он и собаки медленно обходят стол. Узкая рука скользнула по ящикам. Казалось, он ласкает гладкие металлические поверхности. Его лицо было белым как мел. Именно ему выпала возможность изменить историю, открыв эти ящики, ступив в центр сцены, под прожектора, и добровольно оказаться в опасности. Понимая, что стала свидетелем значительного события — последнего момента безвестности в жизни этого человека, — я продолжала почтительно молчать. И увидела, как пряма и горделива его осанка. Как вызывающе расправлены плечи. Ни страха, ни колебаний. Только сознание долга.
— Если вы готовы, я пойду за мистером Брейсом, — коротко сказала я.
— Мистером Брейсом?
— Председателем совета директоров «Баллантайн».
— Вот как… впрочем, рано или поздно мы все равно должны были кому-то рассказать, — слегка улыбнулся он.
— Все будет в порядке, — заверила я, не имея ни малейшего представления о том, что хочу этим сказать, и хотя, судя по виду, он не нуждался в ободрении, я понимала, что это не повредит. — Я сейчас вернусь.
Бертрама на месте не оказалось, а дверь кабинета Оуэна была закрыта. Я постучала и вошла. Он говорил по телефону. Ноги в блестящих черных туфлях на тонкой подошве покоились на краю эдвардианского письменного стола. Он откинулся на спинку кресла, прикрывая глаза рукой, словно пытался сосредоточиться на каждом слове и усилия отнимали последние капли энергии. Мы оба не выспались и функционировали только усилием воли, но теперь у меня было преимущество дополнительного адреналина.
Напротив сидел Бертрам, пристроивший свой лэптоп на краю стола. Он изучал сводную ведомость.
— Простите, что помешала, но дело срочное, — начала я.
Оуэн отнял ладонь от глаз и нахмурился.
— Я не шучу.
Я сняла с вешалки его пиджак и держала в руках.
— Ладно, Гил, поговорим позже, — бросил он, спустив ноги на пол. — Мне нужно идти. Держи меня в курсе. — Он повесил трубку и обратился ко мне: — Что там еще, Кик?
— Вы оба должны пойти со мной в малый конференц-зал, — объявила я, с трудом держа себя в руках. — Не поверите, что сейчас произошло!
— Что именно?
— Помните тот вечер, когда вы пришли ко мне домой? Вечер пресс-конференции Тины? Увидели у меня книгу о драгоценностях царской короны, и я рассказала вам историю сэра Крамнера? Он всегда говорил, что в один прекрасный день кто-то принесет в «Баллантайн» пропавшие царские сокровища.
Я разгладила лацканы пиджака.
— Смутно.
— Так вот, он только что появился.
— Кто появился? — вмешался Бертрам.
— Русский царь.
Оба сразу же вернулись к своим делам.
— Да выслушайте меня! Разве я ошиблась насчет леди Мелоди? Разве не дала вам тогда хороший совет? И вот сейчас говорю: в малом конференц-зале сидит человек с полудюжиной металлических ящиков, которые, по его утверждению, битком набиты драгоценностями Романовых, принадлежавших некогда его прапрабабке, вдовствующей императрице. Ну что, останетесь здесь, как два болвана, или пойдете со мной и посмотрите, что он привез?
— Она права, — кивнул Бертрам и поднялся, поправляя галстук. — Во всяком случае, вреда не будет. Боже упаси, чтобы меня вдруг назвали болваном.
— И то верно.
Стоило нам показаться в дверях, как собаки насторожились и угрожающе зарычали, ожидая команды.
Как только я представила мужчин друг другу и мистер Раш повторил свой рассказ, я поняла, насколько абсурдно он звучит. Оуэн то и дело переводил взгляд с него на меня, словно мы говорили на суахили.
Бертрам молча кивал седой головой, как психиатр, делавший вид, будто слушает пациента, а на самом деле считавший, сколько минут осталось до конца визита.
— Минуту, сэр. Прошу меня простить, — обронил наконец Оуэн и, взяв меня за локоть, вывел в свой кабинет.
— Это что, шутка такая?
— Нет, — невольно рассмеялась я, хотя была озадачена не меньше его. — Я совершенно серьезна. То есть непонятно, говорит ли он правду, но сэр Крамнер свято верил, что так будет, и ты только сейчас выслушал мистера Раша. На свете бывает все, и в ящиках вполне могут оказаться сандвичи, но если есть хотя бы шанс, что драгоценности подлинные, ты должен присутствовать при открытии ящиков.
— Кто еще знал об этом, кроме тебя и сэра Крамнера?