Бриллиант
Шрифт:
— Доброе утро, офис мистера Брейса, — сказала я в трубку.
— Это Одесса.
— Доброе утро, мисс Ниандрос. Вы, наверное, ищете мистера Брейса?
— Да. Соедините меня, пожалуйста.
— Простите, но его нет на месте. Он еще не звонил. Как с вами связаться?
— Позвольте объяснить вам, дорогая. Я хочу, чтобы он, Бертрам и… как там зовут вашего главного по драгоценностям?
— Эндрю Гарднер?
— Именно. Попросите их приехать в мой лондонский дом в четыре часа дня в четверг на той неделе. К тому времени сюда прибудут все драгоценности принцессы, и они смогут сделать
— Они приедут. И, мисс Ниандрос, вы определили временной предел?
— Временной предел? О чем это вы?
— Ну… — Я начала раздражаться. — Когда вы желаете провести аукцион?
— Первого мая.
Сейчас было начало марта.
— Превосходно. Я дам знать мистеру Брейсу. Они увидятся с вами в следующий четверг.
Щелчок. Она бросила трубку, даже не попрощавшись. Не слишком вежливо со стороны той, чью вежливость вечно превозносят газеты.
Когда я сказала Оуэну о сроках, он и глазом не моргнул. Впрочем, как и Бертрам.
— Это вполне совпадает с нашим планом, — объявил Оуэн.
Оба улыбались, а Бертрам энергично кивал. Единственным напоминанием о его ранах были розоватые линии свежих шрамов на лице и кистях, но они уже скрывались в естественных складках кожи и скоро будут совсем невидны.
— Восхитительно, правда? — просиял Бертрам.
— Что еще за план? — удивилась я.
— Пока я лежал в больнице, — пояснил Бертрам, — у меня появились время и возможность беспристрастно оценить не только аукционный бизнес, но и наше в нем место. Реальность заключается в том, что, сколько бы денег ни вливал в нас Брейс, мы никогда не сможем достаточно быстро расшириться, чтобы отвоевать достаточно большую долю рынка и, следовательно, стать грозными конкурентами для «Сотбиз» или «Кристиз». Они слишком сильны. Слишком влиятельны. Слишком глубоко укоренились. Поэтому, взглянув на общую картину, я решил, что мы либо можем продолжать биться головами о стену, продвигаясь вперед мелкими шажками, но никогда не вырываясь вперед настолько, чтобы нанести ощутимую рану конкуренту, не говоря уже о смертельном ударе, либо переквалифицироваться. Уйти с их игрового поля и создать свое собственное.
— А именно?
— Стать узкими специалистами.
— Специалистами?
Я принудила себя оставаться спокойной. Не тревожиться. Не сходить с ума оттого, что план по изменению направления деятельности компании был составлен без моего ведома.
Бертрам кивнул:
— Вместо того чтобы принимать на аукцион любую вещь, которая попадается под руку, будь то античные древности, манускрипты двенадцатого века или американская мебель начала двадцатого, мы должны приложить все усилия, чтобы стать ведущими в мире аукционистами по трем категориям: мебель, английская, французская, итальянская и американская, в основном девятнадцатый — двадцатый века; живопись: европейская, американская и южно-американская, исключительно девятнадцатый и двадцатый века; драгоценности.
— А как насчет вещей Карстерз?
Я метнула взгляд на Оуэна: он не мог спустить все это в канализацию. Сотни тысяч долларов уже вложены в изготовление копий.
— Там почти все — восемнадцатый век.
— Но все это не произойдет за один день, — уверил Бертрам, так и не узнавший об афере. — И поскольку аукцион Карстерз будет нашей последней распродажей мебели и картин восемнадцатого века, спрос будет крайне велик. Покупатели посчитают, что нам отчаянно необходимо продать все как можно скорее. Мы проведем дополнительный аукцион, чтобы очистить склад. Сказочное зрелище! Люди с ума сойдут! А вы как считаете, Кик?
— По-моему, весьма волнующе.
— Это еще не все! — торжествующе объявил Оуэн. — Ограничив область нашей деятельности, мы сможем сократить штат примерно на пятьдесят процентов: никаких доспехов, дурацких гобеленов и фарфора. Однако имеется одно, и весьма значительное, препятствие.
— Какое именно? — удивился Бертрам, вскинув брови.
— Все это должен одобрить совет директоров.
— А почему бы им не одобрить?
— Пятнадцать процентов принадлежат «КДК траст» и этому зануде, банковскому клерку, у которого имеется право голосовать этими акциями. Черт, хотел бы я, чтобы владелец этой проклятой штуки хотя бы раз в жизни послушался здравого смысла и продал все мне. Клянусь, это здорово облегчило бы мою жизнь!
Я, разумеется, стала уверять его, что беспокоиться не о чем: клерк непременно одобрит предложение, потому что так захочу я. План был так же надежен, как сам Бертрам. Он — единственный, кто любил и понимал свое дело и «Баллантайн» не меньше меня. Его страсть к работе и талант, а не алчность Оуэна когда-нибудь спасут фирму. И уж, разумеется, не аферы с мебелью и живописью.
С другой стороны, мне не давала покоя скрытность Оуэна, не посвятившего меня в детали плана раньше.
— Что же, вы правы, — кивнула я. — Кто бы это ни был, он может зарубить идею на корню.
Зазвонил телефон, и я подняла трубку на столе Оуэна.
— Минуту, сэр, я сообщу ему, что вы звоните.
Я отключила микрофон и обернулась к Оуэну:
— Это лорд Сплодинг.
— Лорд Сплодинг? — недоумевающе повторил Оуэн.
— Неужели не знаете? Лорд Ричард Сплодинг, восьмой граф Линкольншир, глава «Сплодинг эйр», «Сплодинг груп», «Сплодинг Скотч виски». Неужели ни о чем не говорит?
Бертрам покачал головой и рассмеялся.
— Точно, — поддержал его Оуэн, беря трубку. — Лорд Сплодинг, какой приятный сюрприз! Чем могу служить?
Ничего не скажешь, он действительно делает успехи.
Оуэн долго слушал, почтительно кивая, прежде чем ответить:
— С удовольствием, сэр. Большое спасибо. Жду встречи. — И, повесив трубку, объявил: — Я уезжаю на уик-энд.
— Вот как?
— Собираюсь в Шотландию, на рыбалку.
— Потрясающе, — сказала я.
— Подумаешь, большое дело! — небрежно бросил Оуэн, хотя, честно говоря, был на седьмом небе. Он получил признание, которого так долго добивался. Первое приглашение в узкий, замкнутый круг высшего общества. Совершенно иной, недоступный мир, где люди владеют охотничьими и рыбачьими домиками на огромных пространствах личных поместий, где коллекции оружия, доспехов, живописи и мебели собирались на протяжении поколений, что, впрочем, мало нас коснется, если мы претворим в жизнь план Бертрама.