Бриллиант
Шрифт:
— А теперь, — добавил он, открывая лежавшую на столе папку, — перейдем к делу. Не сумеешь дозвониться до этого парня? — Он протянул мне листок бумаги с одним словом: Хиллер. — По-моему, он живет в Вермонте.
— Это его компания?
— Нет, фамилия. Джон Хиллер. Он хакер.
— То есть компьютерный хакер?
— Лучший в своем деле.
Я поспешно заткнула уши.
— Только не рассказывай. Не желаю слышать подробности.
Когда я закрывала за собой дверь, Оуэн все еще смеялся.
За спиной тихо звякнул лифт, дверь бесшумно раздвинулась, и в приемной появилась самая красивая
Она подплыла к моему столу, как сошедший с небес ангел. Я поспешно нацепила на лицо улыбку.
— Добро пожаловать в «Баллантайн и Кo», мисс Ниандрос. Как видите, мы почти оправились.
— Какая трагедия. Сожалею о ваших потерях.
Какой низкий, гортанный, пробуждающий воспоминания о дорогих сигаретах и поздних ночах голос с сильным медово-сахарным акцентом.
— Мистер Брейс ожидает меня.
— Я немедленно сообщу ему, что вы здесь. Извините.
Я закрыла за собой дверь кабинета Оуэна. Он, как всегда, прижимал к одному уху трубку телефона, а к другому — сотовый.
— Ты знал, что сегодня приедет Одесса Ниандрос?
— Что?
— Одесса Ниандрос. Она здесь. Говорит, что ты ее ждешь.
Оуэн поморщился и покачал головой:
— Что ей надо?
— Кому интересно, что ей надо? Надевай пиджак и поправь галстук. Хочешь, я позвоню Дэвиду? Попрошу прийти?
После истории с бомбой Дэвид присутствовал на каждом совещании, каждой встрече, потому что наша фирма становилась центром притяжения для всех имеющих хотя бы косвенное отношение к юридической профессии. Благодаря влиянию и финансовым возможностям клиентов, пострадавших при взрыве, мы, похоже, собирались поставить рекорд по количеству предъявленных нам исков, нараставшему словно лавина и за одну ночь превратившему нас из аукционистов в ответчиков.
Дэвид объявил Оуэну, что это только начало.
— Самые крупные иски еще впереди, и они нас удушат. На пострадавших работают лучшие адвокаты страны.
— Ну и черт с ними! — взорвался Оуэн. — Меня не запугаешь! Я тоже пострадавшая сторона!
— Не совсем. У тебя остались глаза, уши, кожа, руки, ноги и пальцы на руках и ногах.
— Дэвида? — Оуэн задумался. — Давай сначала узнаем, чего хочет мисс Ниандрос.
Подав напитки: горячий чай для нее и черный кофе для него, — я вернулась к себе и скрестила пальцы.
— …итак? — спросила я двадцать минут спустя, едва Одесса удалилась.
Оуэн пожал плечами:
— Не стоит заранее радоваться, но она собирается распределить коллекции между тремя фирмами, так что мы определенно в деле. Особенно во всем, что касается драгоценностей. Благодаря русским у нас репутация истинных экспертов. Посмотрим.
— Она напоминает мне Кубла Хана [15] .
— Что ты хочешь сказать?
— Ну, она не только похожа на монголку, но и выглядит так, словно может причинить боль, не находишь?
15
Монгольский правитель, выстроивший сказочный дворец; персонаж неоконченной поэмы английского поэта Сэмюэла Тейлора Колриджа.
— Кому? — осведомился Оуэн с плотоядной улыбкой.
— Определенно тебе.
— По-моему, ты спятила.
— Да ну? Советую поостеречься. Не успеешь оглянуться, как она свяжет тебя, вырвет сердце и съест, прежде чем ты поймешь, что тебя всего лишь намеревались поцеловать.
— Знаешь что?
Оуэн обнял меня и вдавился в мое бедро.
— Что?
— Я только и думаю что о тебе.
— Вздор!
Но потом он поцеловал меня, стал ласкать, снял жакет и лифчик одним плавным движением, так что я ему поверила.
Через несколько минут Оуэн попросил соединить его с Гилом.
— У меня кое-какие сведения, — объявил он без предисловий. — И план тоже. Она в жизни не поймет, что ей врезало по башке.
Кубла Хану предстоит столкнуться с Годзиллой. Бедная Одесса!
Глава 47
Наше взаимное увлечение граничило с безумием. Мошенничество. Бомба. Драгоценности. Напряжение все нарастало. Наша известность росла. Мы стали кем-то вроде рок-звезд. Куда бы мы ни заглянули: «Гринз» или «Уилтонз», «Кэприс» или «Маркс», выпить мартини в маленьком баре в «Дьюкс» или провести уик-энд в Кливдене, ставшем нашим традиционным убежищем, люди непременно подходили к Оуэну, расспрашивали о взрыве, русских драгоценностях, рассуждали о беспрецедентных мерах охраны, которые он будет вынужден предпринять в будущем. Оуэн распускал хвост, пыжился, довольный всеобщим вниманием. Я грелась в лучах его славы, повторяя себе, что для меня это почти все равно что пламя страсти.
Секс становился все более пылким и изощренным. Я пользовалась всеми преимуществами долгого постельного опыта Оуэна. Он соблазнял меня. Ласкал. Доводил до невиданных высот экстаза. Боготворил. Обожал.
— Я люблю тебя, Кик, — вдруг сказал он.
Мы сидели за «нашим» столом в «Кэприсе», ставшем «нашим» рестораном. Официант только унес устричные раковины и наполнил бокалы оставшимся в бутылке шампанским.
— Что?
— Я сказал, что люблю тебя.
— Не говори глупостей.
— Чего ты боишься?
— Ничего я не боюсь.
— Почему не хочешь видеть, как прекрасно мы друг другу подходим?
— Это длинная история, Оуэн. Давай оставим все, как было.
— Послушай, дела обстоят так: я в тебя влюблен. Но… — Он протестующе поднял руки. — …при этом я не требую, что ты должна меня любить. Но вот что я тебе скажу: в один прекрасный день ты тоже полюбишь меня, потому что, если я чего-то захочу, не успокоюсь, пока не добьюсь своего. И знаю, что рано или поздно ты поддашься моим чарам.