Бриллиантовый корабль
Шрифт:
– Тонкая штука, ваш желтый парень, – шептал он. – Часовой этот теперь почти что мертвый. Нет ли у вашей чести чего-нибудь вроде табачку? Нет? Ну, в таком случае я подожду.
Я улыбнулся, но не отвечал ему. Говоря по правде, минуты ожидания становились для меня невыносимыми. Удушливая атмосфера туннеля, горячий, насыщенный паром воздух и вдобавок призрачное видение у входа в пещеру – все это внушало мне опасение, что я не проберусь здоровым и невредимым мимо этого часового. Что задержало Окиаду? Часовой, между тем, ни на йоту не пошевелился с тех пор, как мы впервые увидели его. В пещере не слышно было ни единого звука, кроме шипения пара позади нас. Как ни старался я всматриваться в темноту, я нигде не мог увидеть своего маленького слугу. Неужели он пришел к тому заключению, что нам опасно идти? Это казалось возможным, и я сделал уже несколько шагов по
– Это, пожалуй, один из наших, – сказал боцман.
– Там на земле лежит кто-то мертвый, а он, вероятно, стережет его, – ответил я. – Дай только Бог, чтобы это не был кто-нибудь из нашего экипажа.
– Аминь, сэр! Что ж, христианин должен спокойно смотреть на то, что все мы умрем, когда наступит наш час.
– Только не на этом проклятом острове и не в руках негодяя еврея! Большое это будет несчастье, если случится здесь, мой друг!
Любопытство мое было страшно возбуждено тем фактом, что часовой оставался по-прежнему неподвижным и что Оклада не обменялся с ним, по-видимому, ни единым словом. Кто был этот человек и что заставляло его держаться в таком странном положении? На расстоянии пятидесяти ярдов от него я, конечно, не мог сказать этого, но на расстоянии двадцати я понял, в чем дело. Человек этот был так же мертв, как и товарищ его, лежавший на земле. Пуля из неизвестно кому принадлежащего ружья попала ему прямо в сердце, когда он стоял в засаде, поджидая меня. Так подумал я в ту минуту. Настоящую же истину я узнал только позднее – на палубе своей яхты.
Говоря о своей яхте, я тем самым указываю вам, что мы, выйдя из туннеля, увидели ее на некотором расстоянии от мыса. Здесь же на берегу нас встретили друзья, которые так беспокоились, так страдали от неизвестности в течение стольких дней долгого ожидания после того, как я покинул их. И теперь мне ничего не оставалось больше, как спуститься вниз, пожать им руки и сказать, что все со мною обстоит благополучно.
И чей первый голос услышал я, как не голос моего несравненного Тимофея Мак-Шануса! «Мой мальчик!» – крикнул он мне таким голосом, который мигом разнесся по вершинам гор.
Да, Тимофей первым приветствовал меня, и мне кажется, если не ошибаюсь, я видел слезы радости на его глазах...
XVIII
Доктор Фабос получает новое известие
Не откладывая ни на минуту, отправились мы к яхте и привезли хорошие вести нашему экипажу. Половина населения Вилла-до-Порто слышала, вероятно, их веселые возгласы. Глубоко уверенный в том, что японец вытащит меня из ловушки, капитан Лорри распорядился, чтобы приготовили ужин в каюте, и не успели мы вступить на борт яхты, как захлопали пробки и на столе появились горячие кушанья.
Я был положительно тронут выражением добрых чувств матросов, которые всевозможными способами выказывали мне их.
Окиада был настоящим героем дня и мы повели его с собой в каюту. У нас столько накопилось рассказов друг для друга, что мы положительно не знали, с чего начать. Я был так взволнован и нервы мои находились в таком напряженном состоянии, что я мог только вкратце рассказать им, как меня силой заперли в горах, куда они могли бы явиться только на мои похороны, опоздай они только на час. Вслед за мной раздался пронзительный голос Тимофея, который почти без передышки изложил мне целых двадцать обстоятельств, начиная по своему обыкновению с середины и заканчивая началом.
– Мы представились властям, как ты приказал нам, и... чтоб их!.. Нет там ни одного англичанина, с которым можно было бы поговорить. Это было уже после того, как друг мой Лорри охотился по всему городу за хозяином гостиницы, чтобы усмирить его. Ну вот, пришел я к консулу и говорю: «Я англичанин в открытом море, а на берегу – совсем другой нации, а потому прошу обращаться с нами вежливо, – говорю, – или, будь я проклят, если не вымету вами этот пол». Да, это была превеселая компания, не такая только, чтобы ею дорожить. И жандармы не лучше. Меня вздумали уверять, будто ты отправился в порт Св. Михаила и по собственному желанию. Я поблагодарил того человека, который мне это сказал, и назвал его лгуном. Ин, мой мальчик, друг твой Фордибрас и его друг еврей купили этот остров с телом и душой. Все служащие на телеграфе – их приятели. Нам пришлось ехать к Св. Михаилу, чтобы отослать телеграмму.
Я сразу оборвал его.
– Так ты посылал телеграммы, Тимофей?
– А по-твоему,
Эти известия были очень важны для меня. Надо вам сказать, что перед своим отправлением в Вилла-до-Порто я поручил Тимофею и капитану Лорри отправить кое-какие телеграммы в Европу, но только в крайнем случае. Телеграммы предназначались в Скотланд-Ярд, оттуда должны были дать знать правительству, адмиралтейству и банкам обо всем, что мне было известно о Вале Аймрозе и делах его в открытом море. С этого времени можно было ожидать, что военные суда трех наций будут крейсировать по океану, чтобы проверить мое донесение. Хотя с одной стороны я не мог не приветствовать такого события, удовольствие мое все же омрачалось некоторым обстоятельством. Если арестуют еврея, думал я, а с ним вместе человека, известного под именем генерала Фордибраса, что будет тогда с Анной? Я был уверен, что люди эти способны на всякую низость. Они принесут в жертву девушку, чтобы отомстить человеку, который открыл их деяния. Они отправят ее на скамью подсудимых по обвинению в сообщничестве с ворами, которые в течение стольких лет совершали разные преступления. С этой именно целью надели они ей на шею украденный у меня жемчуг, готовя ей ловушку с самых ранних лет. Я убежден в том, что они намерены были совершить убийство, имей они возможность совершить его без всякой для себя опасности и знай они всю мою историю.
– Вы отправили телеграммы дня два тому назад, Тимофей? И что же? Получили вы ответ от Мюррея?
Капитан Лорри вмешался в разговор и заметил, что телеграммы были отправлены из порта Св. Михаила.
– Мы должны были вернуться назад, сэр! – сказал он. – Я решил не уезжать без вас, даже если для этого нам пришлось бы ждать целый год. Что касается властей, то все они, как говорит Мак-Шанус, пьяницы и мошенники и денежки генерала звенят у них в карманах. Когда мы вернулись со Св. Михаила, в гавань явился маленький японец и рассказал всю историю. Вы, сказал он, находитесь в горах и вам мешает выбраться оттуда поток. Он сделал все, что мог, скатывая собственными руками камни в воду до тех пор, пока не в состоянии был больше стоять на ногах от усталости. Мы послали лодку с людьми из нашего экипажа вчера вечером, а другую сегодня, и они вели себя там, как подобает таким порядочным людям. Я хотел отправиться туда с вашим слугой, но он сказал, что пойдет один. Это естественно для такого человека... Ни лишних слов, ни суеты, а только веревка за поясом и пара револьверов в руках. Он взял с собой моего шотландского боцмана потому, что «шотландцы мало болтают, а у почтенных англичан длинный язык». Я отпустил его с ним, ибо это правда. Когда они ушли, мы оставили двух человек на берегу, а сами с мистером Мак-Шанусом заняли место у вершины скалы. Мы не пробыли там и получаса, как послышался первый ружейный выстрел. Мы увидели нескольких человек на склоне горы и подумали, что они подали сигнал тем, которые находились внизу. Немного погодя мы услышали второй ружейный выстрел, но больше никого не видели. Тут вскоре после этого и вы пришли.
Я рассказал, что у входа в туннель мы нашли двух человек мертвых, и это очень удивило всех. Мы могли предполагать только то, что часовые еврея поссорились между собой и что второй выстрел был сделан раненым, когда товарищ его собирался уйти из туннеля. Каким образом удался мой отчаянный побег, становилось мне все более и более ясным. А когда капитан Лорри сказал мне, что два часа тому назад от острова отчалил какой-то пароход, я пришел к окончательному заключению, что жизнь моя спасена каким-то чудом.
– Они получили известие из Европы, что игра их открыта, и поспешили в другую гавань, – сказал я. – Они ничего больше не надеялись добиться от меня и прекратили свою игру. Если они вздумают бросить якорь в одном из северных портов Танжера, полиция наложит на них свою руку. Но вряд ли это будет так. Я думаю, что они отправились к большому судну, которое мы видели в южной части Атлантического океана. Если мое предположение правильно, то игра становится крайне интересной. Мы не можем ручаться за то, что телеграммы наши будут доставлены по адресу. Если правительство и снарядит крейсер, то капитан его вряд ли согласится играть в жмурки. Будь только у нас достаточно угля...