Бриллиантовый маятник
Шрифт:
Вообще, личность этой дамы вызывала все меньше симпатий у сыщика. Это ж надо — придумать себе такую убогую легенду — княжеская дочь, похищенная в детстве у родителей, жених чуть ли не принц, страстная любовь, роковая гибель… А всего — то навсего мещаночка без средств, ну а если и дворяночка, то тоже далеко не из Рюриковичей, живущая вовсе не по — христиански, в грехе с каким — то ничтожеством… — а как иначе назвать мужчину, который позволяет своей женщине ездить поздним субботним вечером по ростовщикам? Эта дамочка кончает с собой, причём, не до конца, лечит триппер, неизвестно, правда, сколь успешно… тьфу, не жизнь, а сплошной срам и фарс!
Шумилов решил плясать от печки, в данном
Он остановил извозчика на небольшой рыночной площади и отправился бродить по рядам. За четверть часа Шумилов узнал у местных торговок не только все интересующие его адреса, но даже некоторые деликатные подробности, как — то, наличие клопов во флигеле пансиона майорши Ермиловой и то, что кухарка г — жи Савельевой варит для постояльцев щи исключительно из квашеной капусты, отчего они неимоверно кислят.
Алексей Иванович начал планомерный обход, вернее, объезд, адресов сдаваемых дач. Не желая раскрывать истинную причину своего интереса, он под видом нанимателя расспрашивал прислугу или хозяев — как получится — о жильцах. Предлог для расспросов был самый благовидный: Шумилов рассказывал, что его чахоточной сестрице надлежит в скором времени ехать на лечение в Швейцарию, в горы, а пока он выправляет ей в столице заграничный паспорт, девицу надлежит поместить в место, где растёт замечательный сосновый лес, т. е. в дачный посёлок типа Озёр. Девица невинна, скромна и трепетна, а потому надо удостовериться, что её никто здесь не обидит, в том числе и соседи. Хозяева дач, желая получить такую выгодную постоялицу, вливали в уши Шумилова массу деталей из жизни как своей собственной, так и своего окружения. В четвёртом по счету доме Шумилову повезло — хозяйка, вдова почтового чиновника, желая заманить к себе клиента, рассказала о живущей через дорогу молодой нервной постоялице, Екатерине Николаевне. «Она живёт уже 2 недели в доме Пачалиных, так что к Пачалиным не заходите, не теряйте времени», — заверила Шумилина вдовица. Из её весьма живописного рассказа следовало, что странная постоялица то громко и возбужденно разговаривает у себя в комнате — «будто ссорится с кем — то», то целыми днями, запершись, строчит кому — то письма, а потом сама несет их на почту — «будто никому не доверяет».
— Дама нервенная, беспокойная. Давеча вообще сцену безобразную устроила, обвинила горничную Пачалиных Машу — она у них уже 10 лет служит — в том, что та будто бы у неё с тумбочки полтинник взяла. Да быть того не может! Маша — бессребреник, мы — то её хорошо знаем!
— А эта Екатерина Григорьевна, случаем не такая… пышная блондинка? У меня была знакомая с похожими замашками… — обронил между делом Шумилов.
— О, нет, что вы! — замахала руками вдова, — маленькая, худая, и черна, как жук. И зовут её не «Екатерина Григорьевна», а «Екатерина Николаевна». Все рассказывает, как вот — вот приедет ее муж, какой — то очень важный господин, чуть ли не действительный тайный советник… Честное слово, слушаешь и неловко за неё становится: такую ахинею дамочка несёт. Вашей сестрёнке в том дом незачем селиться, уверяю Вас.
«О, это наверняка моя клиентка», — преисполнился уверенности Шумилов.
Распрощавшись с разлюбезной почтальонской вдовой, Шумилов поступил вопреки полученному доброму совету и направил свои стопы прямо к дому Пачалиных. С хозяйкой он поговорил совсем немного, спросил только, где может найти Екатерину Николаевну и, узнав, что та отправилась на почту, помчался туда же.
Шумилов знал, что нельзя терять времени даром. Фактор неожиданности —
Субтильную женскую, почти детскую фигурку в клетчатой коричневой юбке он заметил издалека. Она медленно двигалась ему навстречу — бледное лицо, на голове черный платок, глаза устремлены в землю, темные густые брови почти сходились на переносице. Действительно, женщина была очень похожа на еврейку или армянку. Казалось, она была поглощена какой — то неотступной мыслью и совершенно не обращала внимания на Шумилова.
— Семенова Екатерина Николаевна? — официально и строго спросил Шумилов, поравнявшись с ней.
Она вздрогнула, остановилась и оторопело уставилась на него. После того, как справилась со ступором, глухо отозвалась:
— Вы нашли меня? Ну, что ж, оно даже лучше. Он бросил меня. Пора прервать цепь событий…
— Рекомендую Вам не усугублять собственное положение и не отягощать свою совесть бессмысленным запирательством, — всё так же строго продолжил Шумилин. Фраза у него получилась, конечно, не очень осмысленная (прямо скажем — сумбурная), но в данный момент был важен тон сказанного, а вовсе не содержание.
— …Все забрал и бросил. — продолжала бормотать Семёнова, — Я это чувствовала, я знала, когда он уезжал… Ну и пусть, следует испить чашу цикуты до дна. Да, всё равно. Денег нет, а он не вернется… — в голосе ее слышалась обреченность. Неожиданно она спросила: — Вы меня арестуете?
— Это будет во многом зависеть от вас, — уклончиво ответил Алексей Иванович. Было похоже, что дама приняла его за полицейского, не спросив даже подтверждающих документов, — Присядем?
Шумилов указал на большое поваленное дерево на маленьком пятачке на косогоре, с которого открывался чудесный вид на озеро и дачный посёлок на его берегу. Они сели. Алексей Иванович боялся неуклюжим вопросом спугнуть едва наметившуюся хрупкую откровенность женщины, и потому, немного выждав, сказал просто: «Рассказывайте».
— Понимаете, я люблю его! Так, как никого и никогда. Это безумная страсть! Мне без него не жить! — она говорила быстро, почти взахлеб. Казалось, слова давно просились с языка и теперь, не сдерживаемые здравым смыслом и воспитанием, вырвались наружу. — Мы сначала очень хорошо и весело жили, он ушёл от жены, у меня были кое — какие сбережения, у него тоже. Но потом деньги закончились. А надо было платить за квартиру и вообще — жить. Я пыталась раздобыть… по знакомым…
— Воровали… — уточнил Шумилов, — у подруг, у соседей. Будем точны, обойдёмся без эвфемизмов.
Она неуютно поежилась.
— Меня 4 раза в полицию забирали за кражи. Правда, до суда дело ни разу не дошло, меня быстро отпускали. Но всё это были такие крохи, которых еле — еле хватало на жизнь. Было ясно, что рано или поздно очередная попытка стащить лаковую шкатулку приведёт сначала в арестный дом, а потом к высылке. Он сказал, что вернется к жене и опять пойдет на службу — он ведь в полиции служил. И тогда я поняла, что теряю его. Пообещала, что обязательно найду деньги. Он говорит — откуда? Да хоть раздобуду у тех, у каго их много, у ростовщиков или у купцов, например. Я твердо решила. Если надо будет пойти на кровь — так значит пойду. Моим оправданием является любовь, я не для себя. Он согласился, да, говорит, крупный куш сразу решит все проблемы, можно будет уехать, скрыться, его надолго хватит. Я обрадовалась, подумала, кровь — она покрепче клятвы нас свяжет.