Бриллианты Берии
Шрифт:
– Да, а что, нельзя?! Я несколько раз перечитала его эпистолы, благо ты их никогда не прятала. Если их опубликовать, многое в истории ясным станет. Чудовищные тайны раскрывают эти по своей сути очень страшные документы.
Алевтина Дмитриевна нахмурилась.
– Стало быть, и его последнее послание видела?
– Конечно, одно не пойму, мама, про какого карлика он пишет, что это за выродок, которого так все боялись и проклинали?
Алевтина Дмитриевна растерянно села на стул, пальцами рук торопливо сжала
– Значит, ты догадалась, кто был последним хранителем алмазов Станиславского.
– Не совсем. Но мне показалось, отец, дед, возможно, ты… с этим как-то связаны.
Вилена задумалась, стараясь подобрать нужные слова, а мать, глядя на её грустное лицо, с трудом выдохнула:
– Ох, Виленочка, как же ты повзрослела, как же быстро ты повзрослела.
14 ИЮЛЯ 1939 ГОДА. ЗИНАИДА РАЙХ, ЛАВРЕНТИЙ БЕРИЯ
14 июля. 14 часов 35 минут.
Зинаида Николаевна вздрогнула от громкого зуммера телефона, взглянув на домработницу, торопливо приложила палец к губам. Лидия Анисимовна понимающе кивнула, виновато развела руками, несколько раз перекрестилась, на цыпочках подошла к аппарату, осторожно приподняла
трубку.
– Слухаем вас!
В трубке кто-то громко чертыхнулся и рявкнул:
– Позови Райх, и немедленно!
– А енто кто?
– Конь в пальто! Тебе что велели – позвать, вот и выполняй!
– Так нету её, сами дожидаемси.
– А я говорю – есть, со вчерашнего дня никуда не выходила. Зови!
– Не можу, нету никого. В театре, на репетиции, в Ленкоме, можа, – задыхаясь, заученно затараторила домработница и хотела положить трубку, но гавкающий голос уже не рявкал, а яростно ревел:
– Прекрати брехать, чучундра старая, она напротив тебя стоит, трясётся. Дай ей телефон, я её успокою!
– Так нету её, сами дожидаемси! – поспешно выпалила Лидия Анисимовна и швырнула трубку в аппарат. Услышав рычащий из неё голос, сообразила, что не отключила, брезгливо двумя пальчиками снова взяла трубку, бросила на рычажки.
– Опять грузинец ругаитси, Зинаида Николаевна, злющий, что зимой волчара голодный. Обзывают всяко, тварь грузинская. Кабы беды какой не стряслось, кавказцы, они мстительные! А?! Можа, и впрямь вам это, съехать на пока. Можа, к деткам в деревню!
– Ага, чтобы и их своей бедой прихлопнуть. А так, возможно, и обойдётся, только меня одну угробит.
– Ну, насчёт деток я погорячилась, а ежели…
– Куда? За каждым шагом следят, не скрываются. Как под зонтом хожу, к шее прилепленным. Ни вздохнуть, ни выдохнуть, ни солнца увидать.
– Ну да, и сейчас говорит, мол, с вечеру никуды не выходила. Знают. А вы назло им, назло!
Не зря же при театре служите. Обрядитесь так, чтобы никто не признал, и…
– И что? Думаешь, страна большая?! В норе у суслика отыщут, сами не смогут, другие доносом укажут.
– Мир
– Наивная, меня убивать будут – никто не подойдёт, побоятся. Живём скотом в загоне перед бойней. Каждый за свою шкуру трясётся.
– Так ить друзьёв у вас сколько, друзьёв и энтих, военных и… разных приблудных. Неужто отшвырнут, отвернутся? Слова-то какие говорили,
ручку целовали, в любовях клялись! Сама слыхала…
– Вот именно: в любовях, – передразнила домработницу Райх, – всем им, как и этому, – Зинаида Николаевна кивнула в сторону телефона, – только одно и надо. Хотя, хотя, где живёт Арсений Семёнович Тамин, ты помнишь?
– Инженер-то, дружок Стамиланского?! Как не помнить, дом крайний по нашему Брюсову переулку. В коммуналке он там ютится. За ним послать хотите? Так меж вами ничего ж и не было? Старый он, да и в коммуналке иде упрячешься?
– Иде, иде, я б тебе сказала, иде! Всё ты про всех знаешь, всё понимаешь! А одной фамилии правильно выговорить который год не можешь. С
кем было, а с кем не было! Станиславского друг, Станиславского! Мемуаров ещё не написала? В истории не наследила? – неожиданно зло огрызнулась Райх.
– Так я ж малограмотная, следами историю мемарать! – не обращая внимания на тон хозяйки, ответила Лидия Анисимовна и направилась в
кухню.
– Погоди, не дуйся! – миролюбиво улыбаясь, остановила её Райх. – Сейчас пойдёшь к Арсению Семёновичу, скажешь, что у нас в ванной краны
сломались, пусть срочно придёт с инструментом, починить, поняла?
– Поняла, только как же я наговорю, что изломалось, коли всё целое? Изворачиваться зачем? Грех это…
– Скажешь, главное, чтобы он ящик с инструментом взял, а пока ты ходишь, я все краны сама переломаю, грешить не придётся, поняла?
– Поняла, как не понять, круши, не впервой!
– Да, чуть не забыла, Лидушка, на углу магазин «Главрыба», сначала туда завернёшь, иди медленно, очень медленно, поглядывай, кто за тобой наблюдать будет. Если карлика увидишь, немедленно возвращайся.
– Тетюнчика, что ли, худорылого?
– Его, страхолюдину. Если кто иной следить будет, не бойся, делай, что велено. Ещё рыбу купишь, любую, но очень большую, запомнила? С
большим животом!
– Так вы ж до рыбки не охотница!
– Охотница, ещё какая охотница, иди!
– Куды? Тетюнчик, а с ним ещё один жиденькой с утра на наши окна пялятся, к балкону примеряются, иди поглядь, на соседской крыше с
рассвету елозят, воробьёв стращают…
Зинаида Николаевна решительно подошла к окну, замерла, слегка отодвинула тяжёлые бархатные шторы, опасливо выглянула и резко отпрянула. Её губы мелко задрожали, на мгновенно побелевшем лице выступила испарина, одной рукой она вцепилась в подоконник, ладонь другой испуганно прижала к груди.