Бриллианты имперской короны (др. перевод)
Шрифт:
По крайней мере, сегодня вечером он будет иметь возможность на всех посмотреть. Возможно, их поведение ему что-то подскажет.
— Надеюсь, вы извините нас, лейтенант.
— Разумеется, мадам.
Лейтенант Наварр поклонился, обнюхал уши Николь и Мейстрала и вышел из гостиной Николь в ее будуар. Дверь за ним затворилась. Николь смотрела на Мейстрала сияющими глазами. Он улыбнулся:
— Новый роман, миледи?
Николь сделала гримаску:
— Я же сказала, что ты слишком хорошо меня знаешь, разве нет?
— Он ПРОВЕЛ здесь две ночи. Оставаться ему не было никакой необходимости — он мог уйти, не прибегая к маскировке, под своим собственным лицом. А теперь я застаю вас вдвоем, когда вы заканчиваете завтракать.
Николь взяла Мейстрала под руку и вздохнула:
— Он поразительный человек. У него необыкновенная память — он ничего не забывает. Ясность его воспоминаний — это потрясающе. И он действительно что-то делал, Дрейк. Спасал чужие жизни, рисковал собственной. Он делал все это, пока я совершала турне перед камерами. С ним все было по-настоящему.
— Желаю счастья, Николь.
Она рассмеялась:
— Спасибо, Дрейк. Ты знаешь, я очень рада видеть тебя целым и невредимым.
Мейстрал улыбнулся и поцеловал ее:
— Я счастлив быть целым, миледи.
— Заказать второй завтрак?
— Нет, спасибо, я уже поел.
— Вот. Садись рядом со мной.
Мейстрал подобрал какой-то факс и лениво пробежал по его строчкам, отдавая роботу:
— Пьеса, Николь?
Она слегка улыбнулась:
— Вот именно. Лейтенант Наварр сказал, что я в ней буду хороша.
Мейстрал бросил взгляд на Николь:
— Он прав?
— Это изумительная роль. Персонаж — манипулятор, и она играет по меньшей мере полдюжины сильных ролей, просто заставляя другие персонажи поступать так, как она хочет.
— Ты будешь это играть?
— Персонаж не первой молодости. А как только начинаешь исполнять роли зрелых женщин, уже не можешь повернуть все вспять и играть инженю.
— Но ты будешь ее играть, да?
— Думаю, да. — Николь закусила нижнюю губу. — Интересно, готова ли я к этому. Роль требует такого размаха.
Мейстрал взял ее руку и сжал ее:
— Смелее.
Николь слабо улыбнулась:
— Да, я буду играть. ЗНАЮ, что буду. Но я бы еще немножко попсиховала по поводу этого решения, если тебе все равно. Мне противно думать, что я его приняла его.
— Пока ты психуешь, миледи, разреши кое-что тебе показать. — Мейстрал откинул с запястья кружева, сунул руку в карман и, вынув ее, продемонстрировал на ладони два маленьких криогенных флакона. Он повернул запястье, показал Николь обратную сторону кисти, затем снова повернул руку. На ладони был только один флакон. Николь одобрительно кивнула.
— Очень хорошо, — произнесла она. Мейстрал снова проделал те же движения, и на его ладони вновь появились два флакона.
— Как вы думаете, миледи, — спросил он, — могли бы вы обучиться этому к сегодняшнему вечеру?
Николь приняла суровый вид:
— Я не участвую ни в каких заговорах, Мейстрал, если не знаю, в чем они состоят. Даже ради тебя, Дрейк.
Он поклонился ей, а флаконы то появлялись, то исчезали в его пальцах:
— Естественно, ты должна знать, миледи, — сказал он. — Однако я должен предупредить тебя, чтобы ты не рассказывала ничего из того, что я скажу, лейтенанту Наварру. Если он хоть что-нибудь узнает, ему придется вызвать на дуэль половину из присутствующих на балу сегодня вечером. — Мейстрал взглянул на Николь и улыбнулся, предвидя ее реакцию, а флаконы все танцевали в его руках. — На карту поставлена не больше, не меньше, как Судьба Цивилизации.
В воздухе над бальной залой торжественно парили идеограммы «Счастливого пути» и «Грустно расставаться», не обращая внимания на танцующие информационные шары. На антигравитационном балконе под потолком оркестр играл музыку, под которую удобно было прохаживаться и быть замеченным. Под оркестром два персонификатора Элвиса насмерть зарезали друг друга. Этьен стоял в парадном алом костюме, теребя пальцами эфес своей рапиры (напоминание о его дуэли) и вежливо зевал в лицо своим поклонникам. Николь была одета в чуть старомодное черное платье с кринолином, открывавшее ее великолепные белые плечи Она парировала вопросы о Дрейке Мейстрале с привычной легкостью. Политики и местные знаменитости парились в ярком свете, застенчивые искали альковы и парили у чащи с пуншем; другие сбились в кучки, лицом к стене — например, в одном конце зала — империалистическая группа, или, в другом конце группа Созвездия. Каждая группа дружно хмурилась, бросала сердитые взгляды и переступала ногами.
А между ним находилась еще одна группа. Мейстрал, Грегор и Роман, смотревшие всем в лицо, открыто и не стесняясь. Каждый из них улыбался, и каждый — по причинам, известным только ему самому.
— Да, мне больше не нужна эта стекляшка, слава Добродетелям. Все шрамы прошли. — Скрывая зевок.
— Я вижу, вы сегодня вооружены. Вы получили еще один вызов?
Сердитый взгляд.
— Боюсь, что я не могу здесь оставаться. Я не обсуждаю таких вещей.
— Николь. — Мейстрал ласково обнюхал Николь, затем поцеловал ей руку. Шары столпились вокруг них, чтобы лучше видеть. Николь, улыбаясь, разговаривала пониженным голосом. Ее губы, к полному бешенству любителей читать по губам на видео, едва шевелились.
— Я попросила оркестр сыграть «Паломничество к коричному храму» в два раза длиннее, чем обычно. Надеюсь, этого будет достаточно.
— Благодарю вас, мадам. Полагаю, что это прекрасно подойдет. — Мейстрал обернулся к своему окружению. — Николь, могу я представить моего помощника Романа?
— Счастлива снова видеть вас, мой дорогой. — И для камеры: — Разумеется, мы старые друзья.
Обмен обнюхиванием:
— Это большая честь для меня, мадам. Вы сегодня просто прелестны.
— Благодарю вас, роман. Вы хорошо выглядите.
— Вы очень добры, что это заметили, мадам.
— Николь, — произнес Мейстрал, — позволь представить тебе моего младшего помощника, м-ра Грегора Нормана.
— М-р Норман.
— Ах. Очарован. Мадам. — Грегор, для которого появление женщины, воплощавшей годы страстных желаний юности, оказалось слишком большим испытанием, рванулся вперед и схватил руку Николь своей влажной ладонью. Уверенно повернув руку, Николь избежала опасности вывихнуть локоть. Ее улыбка оставалась спокойной. Она повернулась к Роману. Грегор смигнул пот, заливавший ему глаза, и молча обругал себя.