Брисингр
Шрифт:
В качестве первой улики Орик выложил на стол браслет с аметистами. Тут же магам различных кланов было приказано осмотреть браслет, и все они пришли к выводу, что этой улики недостаточно.
Затем Орик приказал слуге принести зеркало, укрепленное на бронзовом треножнике. Один из его магов произнес заклинание, и на гладкой поверхности зеркала появилось изображение маленькой комнаты, полной книг, а через секунду-другую в комнату вбежал, запыхавшись, какой-то гном, почтительно поклонился совету вождей и, не успев толком перевести дыхание, представился как Риммар, произнес все необходимые клятвы на древнем языке, подтверждающие его честность, и рассказал Совету, как вместе со своими помощниками проводил расследование относительно кинжалов, которыми были вооружены напавшие на Эрагона.
Когда вожди закончили расспрашивать Риммара, Орик велел своим воинам привести в зал тех троих пленников. Ганнел тут же потребовал, чтобы эти мерзавцы поклялись на древнем языке, что будут говорить одну только правду, однако они отказались это сделать, обрушили на голову Ганнела ушат грязных проклятий и в знак полного презрения дружно плюнули на пол. Тогда собравшиеся в зале маги, представители всех кланов, соединив усилия, проникли в мысли пленников, сумели-таки извлечь оттуда сведения, столь сильно интересовавшие Совет, и полностью подтвердили то, что уже сказал Орик.
И наконец Орик вызвал в качестве свидетеля самого Эрагона. Эрагону было весьма не по себе, когда он шел к столу под пристальными мрачными взглядами тринадцати насупленных вождей. Отыскав взглядом на одной из мраморных колонн какой-то маленький цветной завиток, он старался смотреть только на него; это помогало ему держать себя в руках. Он послушно повторил все клятвы следом за одним из присутствующих в зале магов, обещая говорить только правду, и довольно кратко, не вдаваясь в излишние подробности, рассказал, как на него и его охранников было совершено нападение. Затем, ответив на все вопросы, он позволил двум магам — их Ганнел сам выбрал наугад из числа присутствующих — обследовать его память, дабы восстановить истинную картину событий. Едва сняв мысленные барьеры, он сразу почувствовал, что оба мага действуют чрезвычайно осторожно и аккуратно, что очень ему понравилось.
«Это хорошо, — думал он, — что они такие щепетильные. Значит, вряд ли полезут, куда не следует. Наверное, они просто меня боятся».
Проверка прошла спокойно, довольны остались и маги, и сам Эрагон. Причем проверяющие полностью подтвердили достоверность его рассказа.
И тут снова встал Ганнел, который задал официальным расследователям только один вопрос:
— Удовлетворены ли вы качеством улик и свидетельств, представленных гримстборитхом Ориком и Эрагоном, Губителем Шейдов?
Пятеро седобородых гномов поклонились, и тот, что стоял в середине, ответил:
— Вполне удовлетворены, гримстборитх Ганнел. Ганнел откашлялся. Похоже, это ничуть его не удивило.
Сурово глянув на Вермунда, он провозгласил:
— Гримстборитх Вермунд, ты несешь ответственность за смерть Квистора, сына Баудена, и за покушение на жизнь нашего гостя. Своими преступными действиями ты навлек тяжкий позор на всю нашу расу. Что ты можешь сказать в свое оправдание?
Вождь клана Аз Свельдн рак Ангуин с такой силой оперся ладонями о стол, что под его смуглой кожей вздулись вены.
— Если этот Всадник тоже является кнурла, то и гостем его нечего считать, — буркнул он. — Значит, к нему можно относиться, как и к любому другому кнурла из враждебного нам клана.
— Но это же просто неслыханно! — вскричал Орик, чуть не лопаясь от негодования и досады. — Какое право ты имеешь говорить…
— Придержи язык, Орик, — прервал его Ганнел, — будь так любезен. Криками и оскорблениями делу не поможешь. А теперь попрошу вас, Иорунн, Орик и Надо последовать за мной.
Эрагона охватило беспокойство, которое все усиливалось, пока эти четверо гномов, удалившись в отдельное помещение, совещались там с официальными расследователями. «Неужели они позволят Вермунду избежать наказания всего лишь из-за какой-то словесной зацепки», — думал он.
Возвратившись в зал и подойдя к столу, Иорунн заявила:
— Расследователи голосовали единогласно. Даже при том условии, что Эрагон, принеся клятву Хротгару, стал членом Дургримст Ингеитум, он тем не менее занимает важнейшее положение и за пределами нашего королевства, а именно: во-первых, он — Всадник; во-вторых — официальный представитель варденов, присланный сюда Насуадой, дабы присутствовать на коронации нашего следующего правителя; в-третьих — друг высокочтимой королевы Имиладрис и всего ее народа. В силу всех этих причин мы обязаны оказывать Эрагону не меньше уважения и гостеприимства, чем любому послу, принцу, монарху или какой-то иной персоне, занимающей чрезвычайно высокий пост. — Иорунн искоса глянула на Эрагона, дерзко смерив его с головы до ног своими темными блестящими глазами. — Короче говоря, Эрагон — наш почетный гость, и мы обязаны относиться к нему соответственно. Это должен знать каждый кнурла, если, конечно, он не страдает бешенством пещерного медведя!
— Вот именно! Прежде всего, он — наш гость! — поддержал ее Надо. Губы у него запеклись и обветрились, а на лице было такое выражение, словно он, не подумав, надкусил яблоко и только тут обнаружил, до чего оно кислое и незрелое.
— Что скажешь теперь, Вермунд? — спросил Ганнел, требовательно глядя на этого вождя с укрытой пурпурным шарфом физиономией.
Тот встал, огляделся, так и впиваясь взглядом по очереди в каждого из сидевших за столом вождей, и только потом заговорил:
— Вот что я скажу, а вы слушайте меня хорошенько, гримстборит: если какой-то из кланов, наслушавшись этих фальшивых обвинений, поднимет свой боевой топор против Аз Свельдн рак Ангуин, мы будем считать это началом войны и ответим соответствующим образом. Если же вы заключите меня в тюрьму, мой клан и это сочтет сигналом к началу войны. (Эрагон заметил, как дрогнул шарф на лице у гнома, и подумал, что Вермунд, похоже, еще и улыбается.) Если же кто-то из вас посмеет тем или иным способом — сталью или словами — нанести нам удар, то, сколь бы легким этот удар ни оказался, мы тоже сочтем это началом войны и действовать будем соответственно. Так что если вы не желаете ввергнуть наше королевство в кровавые распри, я предлагаю развеять по ветру все выводы и последствия нынешней дискуссии и продолжить мирным путем решать вопрос о том, кто же станет следующим правителем кнурлан, кто займет наш гранитный трон после Хротгара.
Вожди кланов так долго после этого выступления хранили молчание, что Эрагону пришлось даже язык себе прикусить, чтобы удержаться, не вспрыгнуть на стол и не обрушить меч на голову Вермунда, раз уж гномы не решаются вздернуть его за совершенные им преступления на виселицу. Но он помнил, что обещал Орику во всем следовать его указаниям и держать себя в руках на протяжении всего заседания Совета.
«Орик — вождь моего клана, и я обязан ему подчиняться, — убеждал себя Эрагон. — Пусть он отвечает своему противнику так, как сам считает нужным».
Тут Фреовин расцепил пальцы, прихлопнул по столу своей пухлой ладошкой и хриплым баритоном негромко, хотя в этой тишине голос его разнесся по всему залу, заявил:
— Ты опозорил весь наш народ, Вермунд! И если мы не накажем тебя за это должным образом, это станет для нас еще одним бесчестьем!
Пожилая Хадфала, смешав свои исписанные рунами листы, поддержала Фреовина:
— Ну ответь, чего ты хотел добиться, убив Эрагона? Ведь ты обрек бы всех нас на гибель! Даже если вардены и смогли бы без Эрагона свергнуть Гальбаторикса, то представь себе, какими бедами и несчастьями грозил бы нам гнев Сапфиры, узнавшей, что это гномы убили ее Всадника? Да она бы утопила Фартхен Дур в нашей крови!