Британская империя
Шрифт:
В апреле наступление на Ма'ан все же состоялось. Оно было совместным арабско-британским и, похоже, увенчалось успехом не в последнюю очередь благодаря Лоуренсу, который догадался, как лучше всего использовать имевшиеся в распоряжении наступавших бронемашины и взрывчатку. После взятия станции 130 км железной дороги были полностью разрушены и Медина наконец отрезана.
Мегиддо
Большое британское наступление на север должно было начаться 19 сентября. Лоуренс обещал Алленби, что арабы окружат Дераа и перережут железную дорогу, от которой зависели турецкие армии. Первый караван, состоявший из 600 вьючных верблюдов, уже 30 августа отправился в свой трехсотмильный переход в Азрак под охраной 30 пулеметчиков и 35 всадников на верблюдах. Ко 2 сентября
15 сентября, когда главные силы арабов уже были в Азраке, Лоуренс узнал, что разведывательный отряд наткнулся на большой лагерь местных бедуинов, которые получали от турок денежное вознаграждение за охрану железной дороги.
Эта новость чрезвычайно подействовала на Лоуренса. Если Дераа должен быть отрезан с севера и с запада, как это было предусмотрено, то для надежности, чтобы обеспечить операцию, он должен быть предварительно отрезан и с юга. Быстро прикинув все возможности, Лоуренс отправился выполнить эту задачу сам. Он произвел предварительную разведку железной дороги верхом на верблюде, обнаружив не только хорошую дорогу для автомобиля, но и подходящий мост для разрушений. После своего возвращения в лагерь Лоуренс рассказал остальным о своем плане и высказал предположение, что его сольное выступление, по всей вероятности, будет забавным.
На следующий день, в то время как главные силы продолжали продвигаться к северу от Дераа, Лоуренс отправился на запад к железной дороге с транспортом, «набитым до отказа пироксилином и детонаторами». Двое помощников-англичан сопровождали его на второй машине, а за ними следовал конвой из двух автобронемашин. Достигнув прикрытия у последнего рубежа перед железной дорогой и захватив с собой 150 фунтов пироксилина, Лоуренс перешел в броневую машину. На машине он отправился к мосту, в то время как другая машина заняла оборонительную позицию. После непродолжительного сопротивления охранявшие мост турки сдались. Лоуренс принялся минировать мост. Позже он описал эту работу во всех подробностях: «В дренажных отверстиях – пять сводов; были вставлены шесть небольших зарядов зигзагообразно; взрыв их сильно расшатал арки моста, причем разрушение явилось прекрасным образцом того замечательного типа, который оставил скелет моста фактически нетронутым, но шатающимся. В результате противник, прежде чем попытаться произвести исправление, должен был уничтожить оставшуюся часть моста».
Едва они успели закончить разрушение моста, как показался неприятельский патруль. Подрывная группа отъехала всего лишь несколько десятков метров, как у машины Лоуренса лопнула рессора. Это была первая авария их материальной части за 18 месяцев путешествия по пустыне. Но водитель догадался вставить в рессоры деревянные клинья и, связав их вместе, они сумели скрыться от турок и произвести более надежный ремонт. Это был лишь один из эпизодов подготовительной операции для Алленби.
Наступление британской армии было идеально замаскировано. Столбы пыли, созданные санями, которые тянули мулы, днем относились на восток, в то время как колонны войск ночью шли на запад. Батальоны днем шли к долине Иордана, а ночью возвращались. Под прикрытием многократных и разнообразных маскировочных действий Алленби достиг в прибрежном секторе ошеломляющего превосходства. Решающее сражение произошло у холма Мегиддо, также известного, как Армагеддон.
В 4 часа утра 19 сентября 385 орудий произвели ураганный обстрел турецких позиций. Вслед за этим бросилась вперед пехота, опрокинув, как лавина, удивленных защитников двух мелких систем окопов. Затем войска, отбрасывая турок, ринулись в глубь страны. Остатки 8-й армии бросились через дефиле к Мессудие, в то время как британская авиация сбрасывала на несчастных беглецов бомбы и обстреливала их пулеметным огнем.
Тем временем через проделанную брешь прорвалась на 50 км «вглубь кавалерия, идя прямо береговым коридором. На следующее утро не только захватили Эль-Афуле,
Дамаск
Встретившись с Лоуренсом в Палестине, Алленби настойчиво предостерегал его от попытки нанесения какого-либо самостоятельного удара против Дамаска до прибытия британских войск. Задачу арабской армии он видел в том, чтобы не давать передышки отступающему противнику, мешать ему сосредоточиться и создать очаги сопротивления. Лоуренс эту задачу выполнял успешно, но иногда шокировал британских офицеров, принимая слишком, на их взгляд, независимые решения. В ряде случаев регулярные части не успевали за подвижными иррегулярными соединениями. В ходе этого наступления арабы захватили 8000 пленных и убили около 5000 человек, кроме того, им досталось 150 пулеметов и около 30 орудий. Окончательный разгром 4-й турецкой армии, отступавшей к Дамаску, может быть полностью приписан операциям арабов и датирован 30 сентября. В полдень того же дня отряд шерифа в Дамаске захватил власть в свои руки и поднял над городской ратушей арабский флаг в тот момент, когда отступавшие турки выходили из города.
Получив это известие поздно вечером, Лоуренс поначалу убедил арабских военачальников отложить въезд в город на следующее утро. Однако ночью он был неожиданно разбужен сильными взрывами и увидел краснеющий отблеск на небе над Дамаском. Присутствовавший при этом британский офицер рассказывал, что, приподнявшись на локтях, Лоуренс воскликнул: «О Боже! Они подожгли город». Взяв себя в руки, он добавил более спокойно: «Во всяком случае, я отправил вперед арабов руаля, и мы вскоре будем иметь 4000 человек в самом городе и вокруг него».
Как потом выяснилось, взрывы доносились со стороны склада боеприпасов. Немецкие инженеры уничтожали их, оставляя Дамаск, который пострадал не слишком сильно. Арабская армия вошла в древнюю столицу на следующий день. «Когда рассвело, мы направились к вершине горного отрога, нависшего над оазисом города, с ужасом ожидая увидеть руины, но вместо развалин в дымке зеленели молчаливые сады со струившейся между деревьями рекой, обрамлявшие по-прежнему прекрасный город, похожий на жемчужину под утренним солнцем. Ночной грохот взрывов сжался до высокого столба густого дыма, поднимавшегося над грузовым двором Кадема, терминала Хиджазской линии железной дороги».
Короткий период, когда арабские вожди дожидались в Дамаске подхода британской армии, был отнюдь не безоблачным. Может быть, для Лоуренса он был самым тяжелым за всю войну. «Улица была забита горожанами, выстроившимися плотными рядами на тротуарах и на самой дороге, – описывал он свой въезд в Дамаск. – Люди стояли у домов, на балконах и даже на крышах. Многие плакали, некоторые одобрительно улыбались, кое-кто посмелее выкрикивал наши имена, но большинство просто смотрели и смотрели, и в глазах у них светилась радость. Все это было похоже на долгий вздох облегчения, сопровождавший нас от ворот города до его центра.
В здании городской ратуши все выглядело по-другому. По лестницам сновала масса людей. Все что-то выкрикивали, обнимали друг друга, плясали, пели. Они с трудом очистили для нас проход в вестибюль, где сидели сияющие Насир и Нури Шаалан. По обе стороны от них стояли мой старый враг Абдель Кадер и его брат Мухаммед Саид. От изумления я лишился дара речи. Мухаммед Саид буквально прыгнул вперед и прокричал, что они, внуки эмира Абдель Кадера, вместе с Шукри эль-Айюби из дома Саладинов, сформировали правительство и вчера провозгласили Хуссейна «королем арабов» на глазах у униженных турок и немцев. Пока он с пафосом излагал свое заявление, я повернулся к Шукри, который был не политиком, а просто популярным в народе человеком, почти жертвой в его глазах, сильно пострадавшим от Джемаля. Шукри рассказал мне, что эти алжирцы, одни во всем Дамаске, были заодно с турками, пока те не поняли, что нужно уходить. Потом они со своими земляками-алжирцами ворвались в фейсаловский комитет, где скрывался Шукри, и силой взяли все под свой контроль.