Британские СС
Шрифт:
– Организационные моменты, генерал, – ответил Дуглас. – Штандартенфюрер пожелал, чтобы мы с сержантом Вудсом переехали в соседний с ним кабинет. Поэтому потребовалось перевести наши телефонные линии наверх и проложить две дополнительные. Внешние номера в таких случаях всегда оставляют неизменными – для работы с осведомителями и всего такого прочего…
Из трубки откуда-то сбоку послышался капризный голосок – женский и отчетливо молодой, не имеющий ничего общего с голосом фрау Келлерман, на той неделе улетевшей из Кройдона в Бреслау проведать матушку.
– Ну
– Да, сэр.
– И в чем проблема, инспектор? Он не явился в «Савой».
– У штандартенфюрера много срочной работы, требующей немедленного внимания.
В эту секунду в кабинет вошел Хут. Взглянул на сержанта Гарри Вудса, задремавшего у стола, на трубку в руке Дугласа и выразительно приподнял брови.
А Келлерман на том конце провода выяснял:
– Как думаете, инспектор, мне лучше приехать? Я ведь могу положиться на оценку ситуации своим верным сотрудником?
Хут попытался выхватить телефон, но Дуглас вцепился в трубку и успел сказать:
– Штандартенфюрер вернулся, сэр.
Хут кашлянул и произнес:
– Я слушаю вас, генерал. По какому вы вопросу?
– Дорогой мой Хут, наконец-то вы нашлись! Я лишь хотел…
Но Хут перебил его:
– Генерал Келлерман, вы сейчас в уютном теплом доме, в уютной теплой постели с уютной теплой женщиной. Оставайтесь там и дайте мне спокойно делать свою работу.
– Просто на коммутаторе…
Хут опустил трубку на рычаг и посмотрел на Дугласа.
– Кто дал разрешение обсуждать рабочие дела с посторонним?
– Это же генерал Келлерман…
– Откуда вам знать, кто это? Вы слышите голос в трубке. Я уже знаю из достоверных источников, что ваш пьяный товарищ, к примеру… – он ткнул пальцем в сторону ошарашенно моргающего Гарри Вудса, – умеет весьма убедительно имитировать манеру генерала изъясняться по-английски.
Повисла пауза. Если Гарри Вудс и сохранил намерение высказать Хуту все, что думает о присутствии всяких там переодетых физиков на вскрытии, он явно отложил это до следующего раза.
Хут повесил фуражку на крючок за дверью и сел.
– Повторяю в последний раз. Нашу здесь работу вы не будете обсуждать ни с кем. Теоретически вы можете свободно говорить с рейхсфюрером СС Генрихом Гиммлером. – Хут вытянул руку с тростью и игриво ткнул Гарри в грудь. – Вы в курсе, кто это, сержант? В курсе, кто такой Генрих Гиммлер?
– В курсе, – прорычал Гарри.
– Но это лишь теоретически, – продолжил Хут. – На практике же вы даже ему ничего не скажете. Разве что в случае моей смерти. И только после того, как лично осмотрите мой хладный труп и удостоверитесь в полном отсутствии признаков жизни. Ясно?
– Ясно, – быстро ответил Дуглас.
Он боялся, что Гарри Вудс сейчас дойдет до точки кипения и набросится на Хута и его воздетую трость с кулаками.
– Любое нарушение этой инструкции будет считаться преступлением, которое, согласно параграфу сто тридцать четвертому приказа
– Что сначала? – уточнил Дуглас. – Расстреляют или повесят?
– Оставим и суду возможность принять какое-то решение, – ответил Хут.
Глава 8
Когда-то Севен-Дайлс считался опасным районом, вотчиной насилия и пороков. Теперь же это были просто нищие задворки театрального Лондона. Дуглас знал и это место, и его жителей еще со времен своей работы рядовым констеблем, но тогда он и представить не мог, что однажды сам здесь поселится.
Когда его загородный дом, оказавшийся как раз меж двух путей танковой атаки на Лондон, был разрушен, миссис Шинан предложила им с сыном свой кров и стол. Муж ее, в мирное время служивший в полиции, пошел на фронт и в прошлом году попал в плен при Кале. С тех пор он находился в лагере военнопленных в Бремене, и никаких перспектив освобождения пока не было.
Когда Дуглас Арчер вернулся на Монмаут-стрит в маленькую квартирку над свечной лавкой, стол был накрыт к завтраку. Миссис Шинан одевала маленького Дугги и своего сына Боба у жарко натопленного камина. Комнату украшали гирлянды сохнущего после стирки белья. Дугги кутался в знакомое полосатое полотенце – одну из немногих вещей, которые его отец смог выудить из-под обломков дома. Оно напоминало о счастливых временах, о которых теперь Дуглас предпочел бы вовсе забыть.
– Папа! Ты работал всю ночь? Убили кого-то, да?
– То самое убийство в антикварном магазине, мистер Арчер?
– Да, то самое.
– Вот! Говорил я тебе, Дугги? – воскликнул Боб. – В газетах писали!
– Не дергайся, – велела ему миссис Шинан, застегивая пуговицы на кофте мальчика.
Дуглас помог ей одеть маленького Дугги. Закончив это дело, миссис Шинан наклонилась к кастрюле.
– Вы ведь всмятку любите, мистер Арчер?
Беседы с ним она поддерживала строго в формальном ключе.
– Я уже ел яйца на этой неделе, миссис Шинан. Помните? Глазунью из двух штук в воскресенье.
Она выловила яйца гнутой ложкой и разложила по подставкам.
– Мне их соседка дала, ей из деревни родственники прислали. Она принесла мне шесть штук в обмен на ваш старый свитер, чтоб на пряжу распустить. Так что, по-хорошему, они все ваши.
Дуглас подозревал, что не было тут никакой соседки с родственниками, просто таким нехитрым образом миссис Шинан пытается накормить его из своего пайка, но за яйцо все же принялся. На столе стояла тарелка с нарезанным хлебом и лежал маленький кубик маргарина. Обертка его гласила, что это знак дружбы со стороны тружеников немецкой промышленности. Злоязыкие любители сливочного масла интересовались, не хотят ли сделать подобный дружеский жест труженики немецкого сельского хозяйства.