Бритт Мари изливает душу
Шрифт:
— Но до этого пройдет немало времени, — сказал Бертиль.
— Да, — согласилась я, — до этого пройдет немало времени.
И, произнеся эти слова, я почувствовала страшную радость, и мне было решительно все равно, сколько лет понадобится на это. Потому что теперь, когда я не собираюсь вымереть в расцвете молодости, у меня, знаешь ли, так жутко много лет впереди. Да и у Бертиля тоже!
Я знаю, что ты подумаешь! Ты подумаешь:
Но тогда я тебе еще кое-что скажу. Во-первых, Бертиль не просил меня ждать, а во-вторых, я не обещала его ждать. Уверяю тебя: никаких торжественных клятв друг другу мы не давали. И естественно, в глубине души я прекрасно знаю, что встречу множество молодых людей, а он — ничуть не меньше молодых девушек, прежде чем кто-либо из нас поймет, кто наш избранник или избранница. Знаю, так оно будет, и так оно и должно быть.
Но все-таки! Разве никогда не было примеров того, что двое людей полюбили друг друга еще в школьные годы, а потом держались вместе всю жизнь? Милая Кайса, подумай хорошенько и скажи, что ты действительно слышала такие истории! Я не требую, чтобы ты знала такие случаи из круга твоих ближайших знакомых, но я думаю, что ты, возможно, слышала: такое случалось где-нибудь в Норботтене [100] в начале XX века или что-нибудь в этом роде.
100
Норботтене — одна из северных провинций Швеции.
И вообще! Почему нельзя внушить себе, хотя бы приблизительно, все что угодно в такой сказочно теплый и сладостный весенний вечер, когда тебе всего пятнадцать лет? Разве мечты — не одно из священнейших прав юности? Быть может, жизнь жесточайше разрушит мои мечты, это мне неведомо, да именно сейчас мне нет до этого дела. Потому что именно сейчас, понимаешь, Кайса, именно сейчас так чудесно жить. За моим окном простирается весенний вечер, самый синий из синих весенний вечер, какой только мне довелось пережить. Черемуха покрылась крупными почками, яблони готовы распуститься и подарить свои розовые нежные букетики цветов. И если я высуну за окно нос, то почувствую, как сильно пахнет весной.
Весь
Когда я была в самом глубоком отчаянии, я пыталась утешить себя тем, что через много биллионов лет этот земной шар прекратит свое существование, и тогда не так уж много будет значить, что однажды весной Бритт Мари Хагстрём, когда ей было всего пятнадцать лет, бродила с сокрушенным сердцем. К тому же я пыталась внушить себе, что вообще ничто ничего не значит, но я все это время знала: такая мысль ошибочна. Даже если моя жизнь — всего лишь самая-самая крохотная капля в бурлящем море времени, бесконечно важно, что я счастлива, бесконечно верна и честна, что я работаю и люблю жизнь. Не думаешь ли ты то же самое?
Твой живущий именно сейчас напряженной жизнью друг!
P. S. Когда я шла домой, я мельком видела Стига Хеннингсона. У него великолепный синяк под глазом, и поверь мне, этот фингал очень украшает его физиономию.