Бритва Оккама в СССР
Шрифт:
– И про ловлю на живца, – мрачно кивнул я. – Отлично, полковник. Браво! Замечательная идея. Идите ищите другого идиота.
Под нещадно палящим солнцем я стоял у дорожного указателя со страшной надписью «Жмаки», пил воду из фляжки, смотрел на солнце и думал, что Гериловичу не нужен какой-то ещё один идиот. У него ведь есть я! С другой стороны, в моей ситуации на первый взгляд самые идиотские поступки, которые совершались по самым кретинским мотивам нередко по итогу приносили куда больше эффекта, чем тщательно продуманные действия.
Дело в том, что накануне мне приснилась статья. Та самая, к столетнему юбилею Союза Советских Республик. Это было
Мои сны действительно порой бывали гиперреалистичны. Помню, ещё в нежном десятилетнем возрасте я пытался воспользоваться лазейкой с чтением книг, чтобы убедиться, что это всего лишь ночной кошмар… А чёрта с два! Прочёл страниц десять, про какие-то корабли и осьминогов! На мне эта штука не работала.
Так что я усилием воли уставился в монитор и строчка за строчкой прочёл про строительство в начале восьмидесятых в Гомельской области целого кластера предприятий в сфере микроэлектроники, флагманом среди которых был дубровицкий «Ритм». И что-то там про легирование полупроводников на Чернобыльской АЭС и изготовление микрочипов в Гомеле.
И, в том самом абзаце – что-то про аварию в Талице в 1982 году. С ужасными последствиями для экологии и множеством пострадавших. Я в упор не помнил никакого крупного объекта в Талице в своей, прежней истории! Что там могло жахнуть, чтобы я прям настолько впечатлился? Силосная яма? Лесопилка? Молокозавод? Это же Богом забытая глушь! Тысячи две населения, даже железной дороги нет! Какая, к чёрту, авария?
Я проснулся весь в поту и, умывшись под краном, принялся припоминать, что вообще знаю про это место и чем оно знаменито. В моё время – там была классная рыбалка, а ещё – по Оресе и Птичи устраивали сплавы на байдарках. Посёлок стоял у самого слияния этих двух речек и часто служил финишной точкой для любителей водных походов. Сплавы я любил, Полесье – тоже, а потому глушь эта, может, и была забытой Богом, но мне мало-мальски знакомой. Кое-что из будущей жизни вспоминалось.
Про «Талицкий феномен» я, например, читал в университетском сборнике по подростковой психологии. Это когда в одном классе за одно лето три пацана-десятиклассника повесились и один утопился – страшное дело! Вроде как – по независящим друг от друга причинам свели счёты с жизнью! Про всякую околокриминальную дичь, типа убийства почтальонши, которая пенсию развозила – слышал от местных мужиков, которые забрели на наш походный огонёк. Они травили свои древние бородатые байки то ли из семидесятых, то ли из восьмидесятых: про леших, про эту самую почтальоншу, серийного убийцу, который топором бабулей из вымирающих деревень вырубал, про зверское разграбление и вывоз местных предприятий в девяностые, и про бункеры из недостроенной «линии Сталина», в которых водилась нечисть и прочие наполеоновские рукавички. И что-то ещё – о военном полигоне, который давно забросили.
После чашки кофе и разминки в виде отжиманий, приседаний, растяжек, скручиваний и руконогомашества, которое должно было напоминать бой с тенью, в моём мозгу сложились некие гипотетические кусочки пазла.
На дворе у нас шёл май одна тысяча девятьсот восемьдесят первого года от Рождества Христова. Насколько я помнил, та история с самоубийствами приключилась как раз этой весной! А почтальонша… Чёрт его знает, мужики говорили про начало восьмидесятых. Учитывая их подпитое состояние и растяжимость этого понятия – «начало», выглядело всё это сомнительно. Урод с топором вроде как орудовал уже в девяностые, так что это должно было быть мимо. Люди пропадают? Могло это быть связано с непринуждённым подкатом Гериловича и с поговорками о самураях? Непонятно. А вот авария… Оговорка полковника о каких-то интересностях рядом с Талицей вполне допускала подобное.
У меня сильно свербело на душе после истории с маньяком, я всё корил себя за то, что не смог спасти ту женщину, и потому – не Гериловича ради, а из-за тех самых пацанов-десятиклассников, которые, возможно, были всё ещё живы, попробовать сунуться туда стоило. Май, ведь – тоже весна?
Была и ещё одна причина для такой эскапады: отчасти полковник был прав. По поводу книжки.
Книжка, в общем-то, писалась. Название я оставил то самое – «Последние времена». Эдакий боевик, исполненный как сборник новелл о лихом журналисте-спецкоре, который гоняет по горячим точкам постсоветского и не только пространства в составе отряда некой выдуманной мной частной военной кампании. Ну да, я не собирался писать всё точь-в-точь как в моей реальности – зачем это мне? Они хотели фантастику – они получат фантастику! С киберпанком, электронным концлагерем, властью транснациональных корпораций, финансовыми пирамидами, кашпировскими, сектами, тайными обществами, даркнетом, двадцать пятым кадром и всяким другим интересным и ужасным.
А главные герои выглядели у меня эдакими серпомолоткастыми патриотами-реваншистами, которые намереваются всё переиграть и завернуть фарш обратно в мясорубку. Почему бы и нет? Может, у них даже получится, книге эдак к пятой-шестой…
Главная задача – показать оскал хищнического капитализма и здорово приправить повествование реальными выкладками – выполнялась. Пять глав я даже отправил на вычитку – одному простому советскому Учителю. Ещё три – написаны, но над ними нужно поработать, почистить, поправить, довести до ума.
По плану разогревать народ предполагалось, публикуя текст по частям, в «Технике – молодёжи». Это если белозоровский разговорный стиль и литературные заходы в стиле двадцатых годов двадцать первого века зайдут моему высокому цензору…
Писалось-то оно писалось, но после того, как Тася уехала на сборы – обкатывать своих девчат-биатлонисток на искусственном снегу где-то на Кавказе, а лисички-сестрички с тестем и тёщей – уехали в том же направлении, только несколько южнее и ближе к побережью Каспийского моря, я откровенно заскучал. Была у меня такая дурацкая привычка – производить впечатление занятого человека. Кому-то для творчества нужна тишина, кому-то – алкоголь или другие химические вещества, другие предпочитают какой-то строго определённый порядок вещей на рабочем столе, я же…
Я даже в редакции, и потом – в корпункте дверь часто держал открытой и по клавишам долбил излишне ожесточённо, чтобы все слышали: Белозор работает! Ну да, чистая дурь… Но – каждый сходит с ума по-своему. Лучше всего мне работалось, например, на балконе, на раскладном столике, когда девчата разносили соседнюю комнату, а Тася читала или рисовала под музыку, или готовила что-то на кухне. А когда они разъехались – производить впечатление стало не на кого. Ходить писать в кафе? Ну да, как вариант… Вот только толковых тихих кафешек или баров на весь Минск, может, и не было пока вовсе. Вот-вот должны были начать открываться – но это «вот-вот» никак не наступало. Да и попёрли бы меня с моей адски стрекочущей «Москвой» взашей – это ведь не по клавишам ноутбука шелестеть и не гаджет свайпить. А от руки я давно не пишу: дурная работа, почерк зело отвратный.