Бритва Оккама в СССР
Шрифт:
Опять чёртовы самураи! Да что с ними не так? Или это – знаки? Бывают вообще такие совпадения? Сначала Герилович про самураев трепался, теперь вот – опять…
– Ну ладно, товарищ Белозор! Мне надо ещё почту развезти, пока совсем не стемнело! – она оседлала велосипед и вдруг хлопнула себя по лбу: – Ой-ей! А я ж и спросить забыла: вы в наши края какими судьбами? Вы вообще куда идёте-то?
– Я-то? Я в Талицу иду, к Гумару-сташему.
– О! Так это вам на улицу Северную, она вдоль старика идёт, там тополя великанские,
Она и рукой успела махнуть, и отъехать метров на пятнадцать, когда меня вдруг как током ударило: не бывает таких страшных совпадений! Я просто обязан, обязан всё проверить!
– Яс-я-а-а! Стойте, стойте, пожалуйста! Есть один дурацкий вопрос… А может даже два.
– Да? – она остановилась и обернулась встревожено.
– Скажите, Яся… А эта ваша тётя Тоня – она же почтальон? Она случайно не пенсию сегодня развозила?
– Ой-ёй! – сказала девочка-девушка и испуганно прижала ладонь ко рту. – А откуда вы знаете? А! Сумка, точно. Я сама сказала. А про пенсию – откуда?
– Кур-р-рва, – вырвалось у меня, и я тоже прижал ладонь ко рту инстинктивно. Ругаться при юных мадмуазелях – моветон! А потом спросил: – Почему тогда вы её тётей зовёте, она же лет на семь или восемь старше вас, да?
– О-о-ой! Товарищ Белозор, вы чего меня пугаете? Вы откуда всё это знаете? Я её тётей зову, потому что она моя родная тётя, мамина сестра, просто младше её на пятнадцать лет. А что такое? Что-то с ней случилось?
– Яся, а участкового вашего мне как найти?..
Вечер явно переставал быть томным.
Передо мной стоял майор Соломин, в руках у Соломина был стакан с чаем и сахарный кренделёк, а на лице – первобытный ужас. Его невероятно квадратные глаза смотрели неверяще:
– Нет! – сказал он. – Не-не-не-не. Только не это. Бога ради, Вова, скажи, что мне кажется, что у меня зрительные галлюцинации и никакого огромного небритого мужика в штанах на лямках в дверях не стоит.
– Тащ майор, он тут, – молоденький милиционер, по всей видимости – талицкий участковый, непонимающе смотрел сначала на старшего коллегу, потом – на меня. – Не бывает коллективных галлюцинаций. А кто это?
– Это б-б-л… Белозор это! Герман наш Викторович! – Соломин сначала поставил на стол стакан с чаем, потом с сожалением глянул на сахарный крендель и с некоторой злостью – на меня. – Слушай, только не говори, что так совпало, ладно? Гера, я тебя тысячу лет, кажется, знаю… Давай – по делу, а? Ты здесь по тому же поводу, что и я? Хотя нет, на хрен! Я здесь, потому что свалил из Дубровицы этой вашей ненормальной, куда потише! Я, может, личную жизнь решил наладить! А тут – сначала эти вешаются один за другим, потом – тётка эта пропала…
– Никакая она не тётка, – сказал я и скинул с плеча рюкзак. – Девушка. Двадцать шесть или двадцать семь лет.
Встретить тут моего персонального «няня в погонах» из первых дней попаданства в советскую Дубровицу было, конечно, большой неожиданностью, но это событие как-то померкло на фоне окружающей мрачной действительности. Новость о том, что «эти» уже покончили с собой, резанула по сердцу. Но почтальонша-то… Она-то ещё ведь могла быть жива!
– Она в подвале дома лежит, вместе со своим велосипедом. Наверное, ещё живая. Её избили и ограбили, и теперь пенсию, которую она до бабулек не довезла, пропивают… Алкаши, бичи, асоциальные элементы, – сказал я. – У одного кличка такая дурацкая – лошадиная, точнее сказать не смогу.
В моей истории почтальоншу местные пьющие вырожденцы просто избили до полусмерти, кинули в подпол вместе с велосипедом, забрали пенсию, которую девушка развозила немощным дедушкам и бабушкам, накупили в магазине еды и спиртных напитков и устроили пирушку. Пили без продыху чуть ли не двое суток, пока милиция и добровольцы искали пропавшую. А она – умирала в подвале. Нашли несчастную на третий день, когда стали обходить дома один за другим… Уже мёртвую. Экспертиза констатировала: опоздали часов на пять, не больше…
Поскольку на работу она не вышла только сегодня – шансы есть очень приличные!
– Зебра! Зебра…ять! – вскочил со своего места милиционер Вова. – У-у-у-у, гнида!
– Белозор? – Соломин смотрел на меня, прищурившись.
– Что – Белозор?! – вызверился я. – Я с вами пойду, что ещё? Есть шанс спасти человека! Я что – молчать должен был, пусть помирает? Тебе не похер, как и откуда? Считай – повезло!
Соломин поиграл желваками на челюстях и сказал:
– Давай, Вова, вызывай опергруппу, скорую… Адрес-то знаешь?
– Ясен хер знаю! Гниды, какие гниды! Улица Тищенко, дом пятнадцать, крыша с дранкой, окна со сгнившими наличниками. Притон, на хер! Спалю к японой матери, честно слово, они за полгода мне уже в печёнках! А мы по лесам бегаем, деревни объезжаем… Гниды!
Конечно, никакой опергруппы из районного центра ждать не стали. Соломин, Вова и я в жёлтом служебном «жигулёнке» и ещё одна машина с милиционерами, которых вызвали по рации откуда-то из полей, с сиренами и мигалками помчались по улицам.
– А я операцией руковожу, по поискам… Подумал – она от мужа ушла. Там всё сложно было, ну… Тут местная специфика вообще сложная. Не, по моей линии – по УГРО – оно как бы и не сильно отличается, а вот этим… – он кивнул на участкового и вздохнул. – Этим тяжко. Тут чёрт ногу сломит…
Вова дал по тормозам, резко остановив машину у покосившегося деревянного забора, и, на ходу вырывая пистолет из кобуры, рванул к дому.
– А-а-а-а, чёрт! За ним, Гера, за ним! Он щас тут дел наделает! – Соломин ломанулся следом, я – за ними.