Бродячая женщина (сборник)
Шрифт:
Капылофф со всей очевидностью понял, что перед ним чистовец. Закон запрещал чинить им неудобства и разглашать координаты убежищ, но государственных служащих обязали докладывать начальству, если кого-то удавалось обнаружить, ведь это не просто люди, но хранилища бесценного генетического материала. Случалось, чистовцы пытались убивать случайных свидетелей, поэтому пожарные были вооружены и вылетали на лесные вызовы командой.
Этот выглядел мирным и одиноким. Капылофф цепко осмотрел двор, но не заметил следов какой бы то ни было семьи. Может, вдовец, хотя кладбища поблизости не видно – капитан с отвращением
Мысль казалась настолько неприятной, что Капылофф приказал пилоту немедленно взлетать. И лишь для порядка они сделали этот последний круг над уцелевшим домом, над выжженным чёрным пятном и небольшим аккуратным огородом.
Вдруг штурман выругался и быстро застучал по клавишам управления аэросъёмкой.
– Что? – Капылофф заглянул в монитор и тут же приказал: – Так, хорош, уходим, пока они не поняли. Теперь бы не спугнуть.
Потому что оптика показала то, чего они сами не смогли бы углядеть с высоты: тропинку, полускрытую кронами берёз и осин, по которой к дому двигались несколько фигурок, одна побольше и три, целых три, поменьше.
Выжидали до самой зимы. Все участники полёта сидели «с заклеенными ртами», подписку о неразглашении с них взяли такую, что лучше бы сжевать собственный язык, чем проболтаться. Им запретили обсуждать находку даже между собой, и Капылофф уже начал думать, что никаких последствий, кроме десятикратных премий всему экипажу, не будет.
Но в конце ноября, когда снег окончательно лёг, на базе появился гость из центра, очень тихий и очень значительный, судя по количеству неразговорчивой охраны, которая за ним следовала. Гость намеревался посетить чистовцев, но для начала встретился с капитаном.
– Поделитесь своими впечатлениями о хозяине. Как его зовут?
– Он не представился, господин… – Капылофф, повинуясь жесту, опустился на стул под лампой.
– И я не стану, уж извините. – Гость сидел за столом, прячась в тени, но капитан различал узкое лицо с длинным носом, унылый рот и непроницаемый тяжелый взгляд, контрастирующий с общей вялостью физиономии. – Так какой он?
– Запущенный мэн, лет семьдесят, хотя, кто их разберёт, чистовцев. Я смотрел старые фотографии, раньше уже под пятьдесят так выглядели. Крепкий, плечи – во, хотя сухой. Судя по коже, белка в рационе маловато. На левой щеке натуральный шрам, очевидно, в прошлом была травма, которой никто не занимался.
Капылофф внутренне содрогнулся. Он не считал себя кисейной барышней, его служба подразумевала некоторый риск. Конечно, пожары тушили исключительно с воздуха, а защитным костюмам могли позавидовать астронавты. Но всё равно это вам не кабинетная профессия. И тем не менее ему было неприятно даже представить, какой опасности этот человек подверг себя однажды, раз заработал такое, и как вообще можно существовать вдали от экстренной медицинской помощи.
– Темперамент?
– Закрытый, неприветливый тип.
– Решительный, опасный?
– Решительности ему не занимать, сарай вон сам потушил. Насчёт агрессивности не скажу, но чистовцы по сути дикие.
– Что ж, спасибо за информацию. Если ещё что-нибудь всплывёт, сообщайте.
Капылофф коротко поклонился и вышел, испытывая
Для визита выбрали ранний вечер. Гость взял с собой только пилота, и это казалось неслыханной смелостью. Флаер бесшумно опустился на пятачок возле дома, оставшийся после пожара, – за осень хозяин так и не отстроился заново. Гость приказал пилоту не выходить из машины без команды и выбрался из кабины. Снегу, казавшегося голубоватым в наступающих сумерках, намело по колено, а значит, в лесах и того больше. «Если спугнём, – думал гость, – идти им некуда». В доме светилось одно маленькое окно, и он постучал сначала в него, а потом в дверь.
Не меньше пяти минут прошло, прежде чем послышались шаги, и низкий голос без интонации произнёс:
– Кто.
– Откройте, нужно поговорить. Я один.
Время тянулось, как патока, но всё же раздался скрежет отодвигаемого засова, дверь приоткрылась, и гость вошёл, вдохнул тёплый запах сеней, учуял какую-то живность, взятую в дом на зиму. Следуя за хозяином, оказался в комнате с большой печью, столом и лавками, с отгороженным закутком, в котором действительно дремала коза с парой беленьких детёнышей. Огляделся – будто в старинный сказочный фильм попал. Тёмные образа в углу, которым гость, не зная, как выразить уважение, кивнул; антикварный самовар на грубом столе, коричневые глиняные кружки, две штуки.
Сели.
– Меня зовут Влад.
– Егор. Ну?
Гость помедлил.
– Я пришёл сказать тебе, что ты был прав. – Хозяин выразил недоумение одним лишь коротким взглядом. – Точнее, вы были правы, ну, ваши, чистовцы.
– Я знаю.
– Мы просрали будущее. Ты бы знал, что творится сейчас в большом мире. Тоска, страх и скука.
– Я знаю.
– Да откуда? Сидишь тут, окопался…. Хотя нет, ты-то знаешь, раз тебе и твоим хватило мудрости предвидеть всё это. Мы пытаемся исправить ситуацию, откатить, но Анджей давно на том свете, а второго такого гения пока не родилось, а может, и не будет уже, их ведь один на миллиард выходит, а где теперь тот миллиард новорожденных взять. И сейчас, Егор, я пришёл к тебе, потому что нам нужна твоя помощь.
Опять повисло молчание. Хозяин смотрел в маленькое слепое окошко и ждал.
– Ну?
– Ваши гены бесценны. Кто у тебя, мальчики, девочки?..
– Девки.
– Нам известно около двух десятков чистых детей – у нас, в Америке ещё, но большинство из них раскиданы по миру и никогда не встретятся, если мы об этом не позаботимся. Мальчикам нужны невесты, девчонкам – женихи. Кроме того, они могут стать донорами спермы, яйцеклеток…
– Нет.
– Егор, в этом нет греха, мы не собираемся превращать детей в инкубаторы, каждый из них сможет вести счастливую мирную жизнь среди себе подобных, а донорство – это пустяк, почти незаметная процедура.
– Я сказал, нет.
Влад приготовился возразить, но вгляделся в лицо хозяина и закрыл рот. Узкая физиономия гостя совсем заострилась, став похожей на крысиную мордочку, и если бы не твёрдый взгляд и высокий лоб, могло показаться, что это слабое безвольное существо. Но Влад был достаточно крепким, чтобы принять отказ.
– Что ж, нет, значит, нет. Мы всё равно за тобой присмотрим, вдруг понадобимся или передумаешь. Я сейчас уйду, только сделай милость, покажи мне… покажи мне их. Я очень давно не видел детей.