Бродяга

Шевченко Сергей Адольфович

Словно в ответ на его размышления, в прихожке прозвучал звонок. Два длинных, два коротких. Маяк знали три человека. Вот ведь, черт, с утра пораньше. Что ночью, он собирался на плантарь, знал один человек, Шмаль. Вот его, наверное, и принесло. Молоток, иначе не скажешь. Обернувшись полотенцем, Антон, прошлепал открывать двери. На пороге и впрямь сиял улыбкой, Шмаль.

– Привет, ну как нормалек съездил?
– поинтересовался он, и тут же демонстративно зашмыгал носом, принюхиваясь.
– Можешь не отвечать, чую, что все чики-пики.

Штым от ханки на всю хату. Ты не готовил еще, что ли?

– Когда?
– Вопросом ответил, Антон. Надо было ополоснуться. Вот сейчас и начнем, ты как раз вовремя.

Зайдя в ванную, скинув полотенце и натянув трусы, Антон, прошел на кухню. Достал с целофашки два рулончика.

– На вот, просушивай один, а я займусь вторым.

Свежим опием запахло еще сильнее. Недаром, Шмаль, сразу учуял, не успев зайти. Запах опия невозможно перебить. Бывало, отправляясь на пригородной электричке, и проходя по вагонам, Антон, безошибочно знал в каком из вагонов путешествуют торчки. Если, они, конечно, ехали с плантаря. Бинт, пропитанный соком опия, даже упакованный в целлофан, все равно пробивается наружу. Другой вопрос, что многие просто не знают, чем это так пахнет.

– Да, ты как всегда на высоте,- с уважением заметил, Шмаль. Он уже закончил сушить свой кусок, и теперь калил его над газом. Бинт приобретал рыжеватый с темными подпалинами цвет. Закончив, он взял бинт за один конец, тот стоял, как фанера. Тем временем, Антон, закончил со своим, достал ножницы, порезал на три части и кинул в эмалированную, белую кружку. Налил воды, только чтобы покрыть содержимое, взял кружку пассатижами и стал держать над газом. Вода сразу закипела.

– Ты давай, Витя, суши пока остальные, а я над нашей раскумаркой поколдую, - предложил, Антон. Он никогда не обращался к Шмалю, иначе, как по имени. И дело не в том, что тому не нравилось, как его дразнят. Скорее наоборот, нравилось, просто, Антон, со всеми так обращался. Достав пинцетом бинт из кружки, обжигаясь, он тщательно выжал его. Оставшееся, продолжал выпаривать.

– Ты, помнишь, Юру, ну того, что в баре нас угощал пару недель назад? Так вот, я его сегодня на рассвете встретил.

– Да ну, он что, тоже мачок резал?
– Поинтересовался, Шмаль - вот бы не подумал никогда.

– Нет, я уже с плантаря отходил. Знаешь поле вдоль канала, возле Радехова? За мной четверо быков увязалось, им меня не догнать, а тут наперерез еще двое выходят. Я думал стрелять придется, ну чтоб отпугнуть. И тут смотрю, а один из них, тот самый Юра. Я, привет, привет и ходу.

– Всегда ты так, тянешь до последнего. Ну, что помешало на часок раньше уйти, а?

– Люблю я это, ну ты сам знаешь, что тебе объяснять.

Выход в кружке, тем временем выпарился, и на дне каталась тяжелая масса. Точными движениями, Антон, закатывал смолу.

– Пожалуй, хватит, а ну посмотри, - он дал глянуть, Шмалю, хотя и без него знал, что все ништяк. Затем поставил кружку в заранее налитую миску с холодной водой. Прошел в комнату, заглянул в старенький шифоньер, и из внутреннего кармана пиджака достал пяти кубовый баян* с ангидридом.

– Антон, поставь музыку, потихоньку,- донесся из кухни голос, Шмаля.

Поставив пластинку с группой "Whitesnake", Антон, вернулся на кухню. Вылил в кружку, которая к тому времени уже успела остыть один куб ангидрида, и обратным концом чайной ложки стал растирать кислый*. Затем опять взяв кружку пассатижами начал нагревать. Через десять минут все было готово. Ширка остывала в кружке. Вся процедура от начала до конца не заняла и получаса. Всего получилось пятнадцать кубов ядерного продукта. Антон, выбрал по два с половиной куба в каждый шприц, остальное пока оставил в кружке.

– Держи, дружище, не отъедь только.

– Прикалываешься, да? Да мне, половину, наверное, надо вмазать, чтобы отъехать, - возмутился, Шмаль.

Но, Антон, уже не слушал. Он ушел в комнату, и там под негромкую музыку, укололся. Через пяток минут к нему присоединился, Шмаль.

– Слушай, ты в Ковель сегодня не собираешься?
– почесывая нос, спросил он у Антона.

– А кто еще едет?
– Заинтересованно спросил тот.

– Ну, я конечно, потом Заряна со своим новым хахалем, и те двое залетных, что с Астрахани пару дней назад приехали.

Этих залетных, как обозначил их, Шмаль, Антон знал уже давно. Отец с сыном. Они не первый раз приезжали на западную Украину, подзатариться маком. Оба работали по карману. Старший (Утенок) был молодчага. Антон, как то работал с ним на рынке. В тот раз вся его работа сводилась к тому, чтобы вовремя маякнуть тому, если вдруг в поле зрения окажутся опера, ну и принять покупку и избавиться от лопаты*. Утенок работал виртуозно, через сорок минут они покинули рынок, унося содержимое четырех бумажников.

– Конечно, еду,- не раздумывая, сказал, Антон. Лишь бы только еще народу не подвалило, а то ведь никуда от них не денешься. Антоша, возьми меня с собой, - явно кого-то, передразнивая, протянул он.

– Возьми, меня с собой, - запел вдруг, Шмаль, дурачась.
– Пошли лучше на кухню, догонимся.

Время было еще раннее, пойти собственно некуда.

– А давай, прогуляемся на Буг, - предложил вдруг, Антон, - давненько, я не купался, с прошлого года. Как то все некогда было. Так и лето пройдет незаметно. Зимой сожалеть будем.

– За себя говори - отозвался, Витя, я вот недавно с Заряной и ее кавалером ходили загорать.

– Да ну, - удивился, Антон, - расскажи поподробнее. я ведь его совсем не знаю, где она его откопала? Сарказм, с каким он произнес, объяснялся тем, как выглядел, этот новый кавалер. Ниже Заряны на пол головы, полный, если не сказать, что толстый, и, несмотря на молодость уже с изрядной плешью. Этот молодой человек, ну явно не походил на тех парней, с которыми она встречалась раньше.