Броквен. Город призраков
Шрифт:
— Что вы думаете о паранормальном в вашем городе? — вопрошает худенький мужчина, и подносит микрофон одному проходящему мужичку. Тот лишь с пустыми глазами вздыхает:
— Та ничего нет у нас. Вам все кажется…»
Глава 3. Туда, откуда родом[1]
Что было потом, я помнила смутно. Помнила то, как конечности заныли, в висках загудело, а сердце громко застучало. Я помнила мамино лицо, полное шока, как она клала мне на лоб влажный платок. После того, как мне стало лучше, мы с ней целую ночь не спали, обсуждая страшные новости и мой внезапно созревший план.
— Ты хочешь поехать туда? — вопросила мама настороженно.
Я
— Да. В Броквене что-то нечисто. Сама слышала, никто не может понять причину этих аномалий.
— Я понимаю, — она легонько обняла меня. Голос ее дрожал. — но там так опасно. Все везде разрушается, призраки бунтуют… Я переживаю, сможешь ли ты спасти Броквен и ее. Ты уверена, что готова на такой рискованный шаг? Еленочка, ты не возвращалась туда целых шесть лет, ты так боишься его. А вдруг с тобой там что-то случится? Мы с отцом ведь не переживем.
Я глубоко вздохнула, целуя маму в щеку.
— Твои опасения оправданы, но… Я сейчас осознала, что зря уехала оттуда. Только я могу видеть призраков, вдруг это было мне знаком все это время, а я испугалась ее смерти.
— Ты была мала.
— Знаю, но додуматься-то надо было раньше.
— Ох, Елена…
Еще час мы разговаривали с мамой. Она сомневалась, не хотела отпускать меня в Броквен для спасения, а я настаивала на своем, хотя в глубине души все еще была не очень уверена. Мама настоятельно рекомендовала подождать и не ехать. Она жутко переживала за меня. Но спустя еще час я все-таки настояла на своем. Мама, глубоко вздохнув, проговорила тогда:
— Ладно, твоя взяла, Елена. Отцу ничего не говорим, завтра поедешь на десятичасовом. Я отпрошу тебя на две недели. Клянись, что будешь осторожна и найдешь безопасный ночлег.
* * *
Около остановки притормозил автобус, сразу же обдавая меня и других людей горько пахнущим облаком пыли. Я закашляла, словно старый туберкулёзник, прикрываясь шарфом. Знаете, я никогда не любила всю эту пыль, грязь и дым. Эти вещества так отвратительно пахли, что мне хотелось выплюнуть легкие и проветрить их, а заодно ещё и мылом намылить и духами попрыскать, настолько я не любила эти мерзкие запахи. Сам автобус выглядел, так скажем, тоже не очень презентабельно. Испачканные в глине шины, поцарапанные окна и огромные капли луж на грязно-оранжевом покрытии побуждали на раздумья: «И это автобус для двухчасовой поездки? Точно не для переезда через пешеходный переход за два цента?»
Но выбора у меня, к сожалению, не было. Отец в командировке вместе с машиной, мама не умеет водить. Конечно, вы сейчас подумаете, что такси было бы отличным решением, но вот лично я так не думаю. И мама моя тоже. И почки мои тоже. Не, а мало ли, вдруг это какой-нибудь маньяк, который повезёт меня не той дорогой? А вдруг мне попадётся какой-то алкаш, вместе с которым я утону в болоте? Такие «а вдруг» я могу перечислять вечно, ведь паранойя — моя лучшая подруга на все времена! Так что такси сразу отменяется, и в итоге остаётся только прокуренный, пыльный жухлый автобус, на спинке которого я благополучно усну в окружении орущих детей, паникующих матерей, храпящих мужчин и бормочущих под нос стариков. Знаю, обстановочка не очень, но… это лучше, чем тишина; тишина, высасывающая жизненные соки, и от которой леса и поля будут казаться мертвыми, пустыми и прогнившими насквозь. Особенно зная, в какой город я еду, эта тишина была бы ещё страшней и хищней.
Пока я откашливалась, на мою голову, плечи и рюкзак присели сияющие белым души пузатых птичек. Они что-то чирикали и перебирали своими лапками, будто пытаясь помочь мне. По ногам проскочила призрачная белочка, которая убегала от пушистой лисы, чей мех переливался золотыми искрами. Эх, я вижу таких чистых и невинных душ в последний раз на этой неделе, так что можно смело помахать им ручкой и прокричать «пока-пока!». А всего через два с половиной часа мои глаза защипит смрад сырости, ушам станет неприятно из-за лязга цепей и…
Господи Иисусе, меня аж передергивает!
Двери автобуса со скрежетом открылись, давая увидеть худощавого водителя с толстой сигаретой в зубах. Люди начали стремительно подниматься по мокрым ступенькам, в наглую
Я тоже столбом не стояла и, юрко подправив лямку рюкзака, поднялась по ступенькам, достала из кармана ветровки пару тройку купюр, вручила водиле и проскочила мимо садящихся людей почти что в самый зад автобуса. Я жуть как не люблю сидеть впереди и скакать по всем кочкам, поэтому зад буханок-на-колёсах — идеал для меня.
Когда все расселись по своим местам и пристегнули ремни безопасности, водитель выплюнул в открытое окно, нажал на газ и с характерным хрюканьем автобус двинулся с места, начиная постепенно набирать скорость. Я поставила полный всякой брехни рюкзак на крайнее кресло, а сама пристроилась у окна, от которого шёл легкий, но пробирающий холодок. Затем я достала из грудного кармана ветровки смартфон со связанными белыми наушниками. Быстренько настрочив маме СМСку с информацией о том, что я села и со мной все хорошо, я воткнула белый проводок в отверстие для наушников. Открыв плейлист с песнями, я начала свою поездку с первой композиции.
Положила локоть на подоконник, по привычке устремляя взгляд в большое окно. Руки чуть подрагивали от легкой тряски в автобусе, но на это я не обращала внимания. Ну трясутся и трясутся, что бубнить-то? Я была заворожена другим. Меня будто манил, притягивал к себе этот загадочный и прекрасный вид быстро мелькающих лесов, полей, машин и белых полос на дороге. Леса и поля никак нельзя разглядеть нормально, от скорости транспорта они превращались в мутные, размытые пятна, что были похожи на картины какого-нибудь художника. «В быстро мелькающих елях нет ничего такого, Елена, ты с дуба рухнула?» Вы же ведь так подумали, да? Не отнекивайтесь, по глазам вашим можно понять, что подумали. Если по-честному, то я могу согласиться с тем утверждением, что в таких пятнах нет ничего сверхъестественного. Но согласиться я могу только частично. Быстро сменяющийся вид за окном имел для меня свою красоту и даже смысл, — глубокий смысл. Мелькающие поля, машины и ели как бы доносили, что жизнь так коротка и так быстра. Вот не наслаждался ты этой красотой деревьев, обращая внимание совершенно на другие вещи, более малозначимые. А осознание того, что ты что-то пропустил, приходит слишком поздно, ведь жизнь убегает от тебя. За ней невозможно угнаться и вернуть какие-то моменты, которые ты упустил. Она превращается в такие же размытые пятна, которые нельзя разглядеть поближе и не спеша. Ты уже постарел, а жизнь со всеми моментами все отдаляется и отдаляется…
Пока смотрела в окно, я не заметила, как автобус остановился. Даже через наушники я могла слышать противный скрип дверей и шуршание пакетов выходящих людей. Вновь посмотрев в окно, я увидела остановку и надпись на знаке: «Армсбург». Вокруг были золотые поля, где-то вдалеке виднелись качели и статуя горгульи. М-да, в этом городке полицаи явно не часто следят за вандалами. Такая статуя красивая и вся изрисована какими-то сектантами-любителями фиолетовой краски.
Как только пассажиры удалились из чахлого автобуса (счастливые!), двери вновь с противным скрипом закрылись и буханка-на-колёсах двинулась дальше. До этого города осталось ехать ещё час двадцать или чуть больше. Я поняла это по постепенно меняющейся погоде; солнце мало-помалу окутывали пасмурные облачка, становилось все больше лесов и, конечно же, кочек, черт бы их побрал. Если проехать Армсбург, то спустя десять минут автобус выедет на так знакомое «Шоссе Чузена» или, как я его называю, — «Дальше-Бога-нет Шоссе». Вот после того, как автобус выедет туда, погода окончательно испортится. А, вы сейчас подумаете, что я снова себе все накрутила и это снова моя лучшая подруга паранойя. Я бы тоже так хотела думать, честно. Я бы тоже хотела сбросить то, что там души скованы цепями на простую галлюцинацию и то, что мой «О великий дар» слегка барахлит. Но нет. Поверьте, не все можно списать на самовнушение. От реальности трудно убежать, даже невозможно. Как только мы выезжали на то самое шоссе, там менялась не только погода, — там менялось ВСЕ. Животных становилось меньше, воздух приобретал запах сырости и дождя, и… аура. Аура в этих местах менялась больше всего. Она становилась будто давно умершей и заживо сгнившей. Эти мертвые, гнилые руки уныния, скорби и страха забирали тебя в объятия, заставляли прильнуть к заросшей груди и услышать, как сердце того города верно разрывается на лоскуты, обрывки нитей и обрастает болью, а ещё цепями. Цепями, что сдавливают кожу до крови, не дают выбраться из хищного мрака всем, кто после тяжелой жизни хочет на Свет… И тем, кто ещё преодолевает препятствия жизни, кстати. Признаться, они почти сковали меня шесть лет тому назад, но я сумела выбраться. Хех, ненадолго!