Шрифт:
До последнего времени Илья Ильич Обломов жил, так сказать, инкогнито на своей малой родине в сердцах почитателей таланта И. А. Гончарова. И вот начинается новый этап этой великой жизни. За прошедшие годы Обломов сильно изменился. Побывал за границей, где стал модной персоной и торговой маркой, приглашает в кафе и рестораны, блистает на киноэкране и в Интернете. «Ленивый барин» нашей литературы воспринимается сегодня все более как персонаж весьма привлекательный, воплощающий в себе загадочную «русскую душу». Вот с этим багажом Обломов и возвращается на родину, где в гончаровском скверике, рядом с памятником И. А. Гончарову, его уже ждет
Такой зигзаг судьбы Обломова вызван, конечно же, обстоятельствами рождения нашего героя. Гончаров, как известно, имел намерение развенчать патриархальную русскую жизнь. Но вот парадокс: он выписал в итоге и нечто святая святых России. Иван Александрович, по его собственному признанию, написал роман быстро, «как будто по диктовке», за два с небольшим месяца. «Многое явилось бессознательно; подле меня кто-то невидимо сидел и говорил мне, что писать…»
Это «бессознательное» и оказалось гениальным прозрением Гончарова «русской души». Наш великий писатель был, конечно же, еще и философ. А все философы становятся, со временем, великими гурманами жизни, любителями «диоклетиановой капусты». То есть – немного Обломовыми…
«Подушка безопасности» для Штольца А вот Штольцам сегодня плохо. Сведение это достоверно, ибо получено из Европы. К концу ХХ века Штольцы устали от «бега взапуски» по улучшению всего и вся, и взмолились: Обломова нам!
Немецкий исследователь Д. Шюманн в своей монографии пишет об этом феномене следующее: «Встречаются литературные образы, волнующие умы и фантазию поколений читателей. Количество таких персонажей весьма ограничено. К их числу относится знаменитый бездельник и лежебока Обломов. За пределами России Обломов едва ли не самый известный литературный персонаж наряду с толстовской Анной Карениной. Одни считают, что «комплекс Обломова» — источник экономического застоя или даже добровольного отказа человека от самостоятельности. Другие усматривают в нем представителя общественно–полезных еретиков, которые защищают гуманное начало от нападок утилитаризма и примитивного материализма».
Другие – это, например, бывшие немецкие студенты–бунтари, утверждающие что «фамилия гончаровского героя выросла в целую философскую программу» — для них он «чуть ли не святой образ созерцательного мудреца».
«Ивана Гончарова давно похоронили, но его Обломов жив, более того, он никогда не был таким живым, как сегодня», — говорит об этих настроениях режиссер Р. Шредер. Почему штольцевский Запад возлюбил вдруг Обломова? Видимо, во что-то серьезное вылилась его усталость от вековой погони за преуспеянием. Каждодневное «делание карьеры», как и все новые и новые «незабываемые развлечения», заканчиваются, в конце концов, не только «большой скукой» — это еще и постоянно натянутая до предела струна в человеке. От чрезмерного напряжения она рано или поздно лопается. На фоне полного благополучия Штольцам становится вдруг не по себе.
Уж не ждут от жизни ничего они, и не жаль им прошлого ничуть. Они ищут свободы и покоя, они хотят забыться и уснуть, — этот старинный наш романс, вполне обломовский, сегодня им и сладок и понятен. Они неосознанно ищут в себе этой подушки безопасности – Обломова. Закутаться в халат, завалиться на диван, уткнувшись в обломовскую подушку, – это спасение для современного Штольца. Отсюда и его обломовская любовь.
Обломовский выбор привлекателен еще и тем, что «мягко» решает столь актуальную сегодня проблему одиночества человека большого города. Обломов ведь более чем самодостаточен – ему хватает и одного дивана. Каким образом? На этом диване умещается целый мир его грез, в котором он, «задумчиво наслаждаясь», и живет. «Волканическая работа пылкой головы и гуманного сердца замкнулась в себе, чтобы жить в придуманном им самим мире».
Гончаров выписал Обломова фигурой символической: воплощающей в себе «поэзию лени», абсолютного покоя и одновременно идею внутренней свободы. Сама жизнь «обломилась» на гончаровском Обломове, не сумев прельстить его своими благами и удовольствиями. «Не налюбуешься, как… глубокомысленно сидят гости – за картами. Нечего сказать, славная задача жизни. Разве это не мертвецы? Разве не спят они всю жизнь сидя?» — спрашивает Обломов и нас. Разве не спят сегодня миллионы людей у экранов своих телевизоров?
Однако в жизни Обломов не бывает чистой идеей. Реальным Обломовым был сам Гончаров, «принц де Лень», как он называл себя иногда. Гончаров не только вполне «познал поэзию лени», но и весьма преуспел в жизни: сделал блестящую карьеру чиновника, писателя, путешественника. Сегодня реальные Обломовы очень похожи на Штольцев, но именно похожи: они не готовы отдаться всецело «деланию карьеры». В этом их слабость, но в этом же – источник силы. Штольцам мало всего мира, но мир необъятен, и нет честолюбивым Штольцам покоя. У Обломовых же «все свое всегда с собой» — они всегда могут прибегнуть к целительным свойствам своего «философского дивана», укрыться на нем от житейских бурь и мирской суеты.
Обломов без Штольца
По воле автора миры его героев, Обломова и Штольца, соприкасаются и расходятся. Но жизнь – не литературный роман, в жизни все может произойти и по–другому. Если Штольцу без Обломова нет покоя в нашем суетном мире, то Обломов с его «миром грез», предоставленный сам себе, может совершенно оторваться от действительности. Разные идеи бродят в обломовской головушке, мешая ему всецело по–штольцевски отдаться «деланию карьеры». Идеи эти зачастую праздные, но может ведь и серьезная, научная, и даже социальная идея, позаимствованная у того же Штольца, захватить однажды эту голову.
И этой идее Обломов может отдаться много страстней, чем Штольц, — безоглядно, бескорыстно, фанатично. Обломов может даже пожертвовать собой во имя этой идеи, как он пожертвовал своей любовью к Ольге ради ее будущего счастья. Пораженный такой идеей, Обломов становится воистину «святее папы Римского» — большим Щтольцем, чем сам Штольц. Не это ли случилось с нашим Обломовым, когда им овладела марксова идея кардинального социального переустройства мира? «Всесильная, потому что верная». И он, вставши со своего «философского дивана», бросился претворять ее в жизнь.
В такой момент Обломов проявляет вдруг такую энергию, что, при всей фантастичности его прожектов, все-таки к нему, а не к предусмотрительному Штольцу тянутся люди, и даже сам Штольц чувствует себя неуверенно рядом с ним. И броненосец «Обломов» уже никому не остановить. Его броня – вера, увлеченность своей идеей. Они делают его неуязвимым перед лицом непримиримых врагов и всех «несчастий жизни». Теперь Обломов может горы свернуть на своем пути. Именно потому, быть может, что его «демоническая» – по мнению большинства его оппонентов — энергия берет начало в «мире грез»…