Бронированные жилеты. Точку ставит пуля. Жалость унижает ментов
Шрифт:
— Подходи, садись. Чего у тебя?..
Игумнов прошел вперед. Не говоря ни слова, выложил на стол крохотную металлическую плашку, извлеченную Карпецом из снежной жижи на перроне.
— Это еще что?
Картузов дернулся, словно ему под нос сунули использованный грязный кондом больного, инфицированного СПИДом. Вскочил.
— Я тебя спрашиваю, Игумнов…
— Думаю, это часть девятимиллиметрового патрона «браунинга»…
Пуля напоминала пистолетную. Стальная сплюснутая горошина, плакированная
— Да мне плевать… — Картузов не смотрел на нее. — Я не об этом!
Начальство по разному реагировало, когда подчиненные докладывали о том, о чем оно не желало слышать.
Игумнов вспомнил Афганистан.
Генерал Гюльбахор, командующий Пятнадцатой пехотной дивизии в Кандагаре, которой он, Игумнов, был придан, отличался необыкновенной вспыльчивостью. Когда ему докладывали о неудачах, он хватал край скатерти и тащил на себя вместе со всем, что на ней стояло, а потом переворачивал и стол тоже.
Уже в первый же день на этой почве между Гюльбахором и его советником произошел скандал.
Чтобы это не повторилось, Игумнова быстро отставили от генерала, сунули в самое пекло, в «зеленую зону». Потом, все обдумав, Гюльбахор понял, что ему нужен именно такой советник — который осмеливается возражать. Но Игумнов уже застрял
на передовой и надолго…
Гюльбахор держал себя гораздо естественнее, чем Картузов.
" И вообще афганцы… — Он часто вспоминал их. — Единственное, чему мы научили их, это мочиться стоя…»
— Выстрел был! Вот пуля.
— Я тебе сказал, Игумнов! Брось и забудь! — Картузов не сдержал голос.
Начальник канцелярии услышала шум , схватила первые попавшиеся под руку бумаги, появилась на пороге.
— Звонили про распродажу…
При царящем вокруг дефиците торгующие предприятия уже не могли продавать свои товары свободно всем желающим — их не хватило бы и на день. На распродажу давали специальные приглашения…
— Будет галантерея, косметика… — Она потолклась на месте, выжидая. — Может, что–нибудь подберете супруге. Я вам отложила талон.
— Да, спасибо.
Ключница не уходила, выразительно смотрела в сторону Игумнова. Пережидала. Начальнику розыска пришлось объясняться в ее присутствии.
— А если на перроне все повторится?! Да с еще жертвами!
— Ты о ком?
— О стрелявших…
Убедившись, что ее любимцу ничто не угрожает, Ключница повернула назад, в предбанник. Уже выходя, в дверях, громко пробурчала:
— Им ничего не нужно! Будто начальник один должен болеть за отдел! Другим — все до лампочки… — Все в ней шло от верности Картузову, неумно, вопреки логике.
Хлопнула дверью.
Игумнов предпринял еще попытку переубедить начальство.
— Ну, а если их задержат?! И они все расскажут. Что
Картузов стоял, как скала:
— Пойми! Здесь интересы всех совпадают. И КГБ, и МВД. И Скубилина, и Авгурова. И Жернакова, и Скубилина. И даже ЦК. И наши с тобой. В этом вопросе все до конца будут держаться вместе!
Игумнов повернулся, чтобы идти.
— Ни хрена никому не надо…
Полоска металла в верхней челюсти, делавшая его похожим на урку, угрожающе блеснула.
Картузов струхнул.
— Погоди! Давай еще раз. Может, я, действительно, чего не понимаю. А может, ты? Разберемся! — Он выкатился из–за стола–маленький накачанный тугой машинный баллон. — Смотри! Нам было поручено отвественное мероприятие. Мы справились.
Наверху подведены предварительные итоги…
Игумнов знал его:
" Этот не мытьем, так катаньем…»
— Председатель КГБ и министр признали нашу работу удовлетворительной… И что ты советуешь? — Картузов был, как никогда, откровенен. — Бухнуть в колокола?! «Возникли новые обстоятельства! Извините! Мы разобрались! Во время встречи
делегатов был произведен выстрел из нарезного огнестрельного оружия. Только по счастливой случайности жертв нет». Ты это предлагаешь?
Главный свой козырь Картузов придержал на концовку:
— Думаешь начальник КГБ Козлов не знает, что произошло?! Да у Рыжего на вокзале стукач на стукаче! Согласен? Что же он обо всем информирован, а об этом не знает до сих пор?!
Картузов прошел по кабинету.
— Не–ет, земляк! Это не на гулянке в Вохме! — По случайности у обоих были корни в Костромской области. — Так не бывает, Игумнов. Хотя…
Тут и была зарыта собака. Картузов посмотрел ему в глаза.
— Это твои проблемы. Начальника розыска. Понял? Как решишь, так и делай.
Ничего нового, в сушности, не было.
Мало ли с молчаливого согласия начальства укрыто краж, грабежей! Не учтено похищенных чемоданов, сумочек, кейсов?!
Теперь и этот выстрел на перроне!
В чем проблема?!
В любом случае козлом отпущения должен оказаться не руководитель…
Неписанный закон строя:
" Сам погибай, а командование выручай!»
Тогда в случае беды Картузов может официально спросить с начальника розыска — почему не поставил в известность, почему скрыл, умолчал…
За верность же и молчание начальнику розыска обеспечивались сверху расположение и тайная поддержка.
— Все, Игумнов! Это твое. Я ничего не знаю.
Игумнов поднял со столешницы короткий стальной окурок «браунинга», сунул в конверт. Пошел к выходу.
Голос Картузова догнал его уже в дверях:
— Что у тебя с кавказцами, свидетелями по делу ночного убийцы… Джон молчит. Муса и Эдик так и не появились…