Бронированные жилеты. Точку ставит пуля. Жалость унижает ментов
Шрифт:
Дознание было прекращено.
Комбат, гулявший с дядей в субботу и воскресенье, прямо на губе в присутствиии дознавателя и шарьинского родственника опоясал Игумнова–Шварца подвернувшмися под руку тяжелым резиновым шлангом.
— А теперь в казарму!
Игумнов ткнул себя ладонью в висок. Все тело болело. Беззубый рот кололся осколками.
— Ешть в кажарм–у..!
— И чтобы в следующий раз!..
Следующего раза не было.
На Сивцевом Вражке, когда Игумнов подъехал,
Игумнов оставил милицейский «жигуль» у номенклатурной аптеки, направился к Плотникову переулку.
Подъезд, куда он и Цуканов рано утром сопроводили протрезвевшего в милиции иностранца, был все также пуст.
В здании царила тишина. Чувствовалось, что дом малонаселен. Старая номенклатура по–тихому вымирала, детей еще раньше отселили на сторону, в новые комфортабельные квартиры. Внуков с рождения прописывали здесь–чтобы оставить площадь..
Игумнов поднялся наверх, позвонил. Стальная дверь открылась знакомо легко и бесшумно.
На этот раз ее открыли изнутри.
— Добрый день, сосед! — Игумнов выступал в роли жильца с верхнего этажа.
Георгий Романиди приветствовал Игумнова на пороге — черноглазый, улыбчивый, воплощение европейского стандарта.
— Я хотел вам передать: заходил участковый милиционер… — Игумнов был тоже дружелюбен, улыбчив.
— Да?
Романиди словно был рад этому обстоятельству.
— Он просил вас оставить сведения о себе. А то он даже фамилии вашей не знал.
— Будем знакомы: Романиди Георгий.
Игумнов тоже представился. В таких случаях он всегда называл одно и то же имя — своего однокашника, закончившего в свое время Московский инженерно–строительный факультет промышленно–гражданского строительства…
— Очень приятно.
— Мне тоже. Участковый сказал, что наднях он снова навестит вас… Игумнов исчерпал предложенную тему, дальше все зависело от его способности к общению. — Для иностранца вы очень хорошо владеете русским..
— Я здесь учился.
— Да?!
— В Университете дружбы народов.
— Патриса Лумумбы?
— Да. Вместе с братом.
— И он тоже здесь?
— Он на Кипре, Общество дружбы Кипр–СССР. По профессии я горный инженер. А вы?
Игумнов не назвал никакой героической профессии.
— Факультет ПГС — промышленно–гражданское строительство…
— Что же мы тут стоим? Заходите…
Беседу продолжили:
— Университет Патриса Лумумбы — это квалифицированные кадры в помощь развивающимся странам. Благороднейшее дело, которая начала ваша страна…
Через несколько минут они уже переместились на кухню, к новенькому, с белым пластиковым покрытием
Вокруг простиралось великолепие европейской кухни, принадлежащее исчезнувшему Джабарову.
Романиди включил электрический чайник, достал початую бутылку коньяка, хрустальные рюмки. Из одного из настенных шкафчиков появилась банка «нескафе классик», печенье.
— Маслины любите?
— Очень. Особенно греческие…
— Я привез с Кипра.
Возникли маслины, сочные крупные. Хозяин разлил коньяк.
— За ваше здоровье…
— Отличный коньяк!
— Это ваш! «Армянский». У вас тут все — перфектно!..Высший сорт!
Романиди заговорил о политике. Она была его коньком.
— Американский империализм в нашем регионе делает ставку на Турцию и Израиль! Это его естественные союзники, проводники влияния США на Средний Восток. Другое дело — Советский Союз…
Киприот принадлежал к фанатичным приверженцем Страны социализма. И, как большинство единомышленников за рубежом, полагал, что для советских людей эта тема наиболее предпочтительна.
Попытка Игумнова перевести разговор потерпела фиаско. Романиди не хотел говорить не о Джабарове, не о Волокове — о борьбе Советского Союза за мир, о милитаристских кругах НАТО. Неудачно закончилась и следующая попытка.
Игумнов, наконец, сдался, предоставив киприоту возможность выговориться.
Романиди снова наполнил рюмки.
— Мой брат, я, наши жены, наши друзья на Кипре — мы все коммунисты. Выпускники университета Патриса Лумумбы. Мы всем обязаны вашей великой стране…
Они пригубили.
— У себя, на Кипре , нам ни за что бы не получить ни высшего образования, ни работы. Теперь наша обязанность и святой долг — раскрывать людям глаза на преимущества социалистической стстемы. Понимаете?
— Ваш брат не собирается в Союз?
— Пока нет. Он бы хотел. Жизнь на Кипре достаточно тяжелая. Извините…
Чайник автоматически выключился: вода закипела.
— Вы как любите кофе по–крепче?
— Две ложечки.
— И сахар?
— Да. Ложечку. Спасибо.
Романиди тоже пил крепкий. Без сахара. Не особо горячий.
— Социализм — это будущее человечества…
Игумнову осталось поддакивать.
— Я видел капиталистическое хозяйствование. Антинародные режимы. Мне пришлось служить по контракту на руднике в Замбии. У расиста… — Киприот поднял рюмку. Снова пригубил. — Так вот негры у него работали из–под палки и молчали…
Классовое сознание рабочих долгое время оставалось на самом низком уровне…
Киприот был как зашоренный: " эксплуатация», «классовая борьба»… Не в пример Игумнову и вообще ментам. Другое его не интересовало.