Бронзовое облако
Шрифт:
– Но ведь это же опасно… Контрабанда… Это большие сроки, Сережа!
– Знаю, но и остановиться невозможно. Это как в казино, только без проигрыша, понимаешь?
– Поэтому мы ведем такой законспирированный образ жизни? Понимаю-понимаю, поэтому ты мне и с Женей не разрешил знакомиться… Ты думаешь, что она ни о чем не догадывается? Что между нею и Германом не происходит подобных разговоров? Я просто уверена, что она тоже хочет познакомиться со мной, потому что нам с ней есть о чем поговорить… – Маша разволновалась и не сразу определилась, как ко всему этому относиться.
– Вот поэтому вас и не знакомят, понятно? – Сергей же по-прежнему был спокоен, словно давно ждал, когда же жена сама обо всем догадается, и теперь на лице его читались лишь озабоченность и некоторая растерянность, но связанная не с открытием жены, а с мучившим его вопросом, как и где лучше сохранить деньги.
– Тогда я сама поговорю с
– Не смей! Пусть все идет, как идет… Триста пятьдесят пять… Садись, бери машинку, я буду тебе диктовать, а ты складывай… И вообще, Машка, разве нам плохо живется с тобой вдвоем? По-моему, нам никто больше не нужен… Я понимаю, вам, бабам, нужны какие-то подруги для общения, для походов по магазинам, для обсуждения тряпок, но, поверь мне, подруги опасны… Подруги входят не только в твой дом, но и в твою душу, в твою семейную жизнь, вползают туда, как к себе домой, живут там, откладывают яйца, плодятся… Мой тебе совет: держись подальше от женщин. Зависть – это страшная и опасная штука.
– Но Жене незачем мне завидовать! Уверена, что Герман дает ей достаточно денег. О чем ты?!
– Понимаешь, у них – принципы. Он не хочет, чтобы вы знакомились, и точка. Они вообще ведут уединенный образ жизни. Никого не принимают, сами никуда не ходят. И почему я должен настаивать на вашем с Женькой знакомстве? К тому же она прекрасно знает о твоем существовании, и если бы она захотела, то сама нашла бы способ с тобой встретиться… Но, Маша, вы же совершенно чужие люди, и я вообще не понимаю, почему ты так рвешься к ней… Живи себе спокойно. Хочешь, я сейчас все брошу, мы сядем в машину и поедем с тобой, покатаемся по Москве… Или сходим на какую-нибудь выставку… Я даже готов пройтись с тобой по магазинам, а? Ну же, Машка, соглашайся, я лучше, чем какая-то там Женька…
И Маша вдруг поняла, что просто зациклилась на этом знакомстве, что она всю жизнь прожила без жены Германа – и дальше проживет. Что это был просто ее каприз…
И вот через полгода пропал Герман. Они поехали в Йоханнесбург вдвоем, а вернулся Сергей один. Приехал вечером, даже не поужинал, лег и сказал, что ждет звонка. Но так и не дождался. Маша почти неделю не отходила от мужа, который отказывался есть и отвечать на ее вопросы, она понимала, что случилось что-то серьезное. Потом уехал и Сергей. Сказал Маше, что будет обязательно звонить. Прежде он никогда не говорил ей об этом, просто звонил, когда предоставлялась такая возможность. Теперь просто уверил ее в том, что непременно будет звонить и чтобы она не переживала. Из тех телефонных звонков, которые ей невольно удалось подслушать, она поняла, что Сергей вылетел в Йоханнесбург не один, а с каким-то Василием Петровичем. Любопытство и желание выяснить, что же произошло там, в Африке, и почему не вернулся Герман, толкнуло ее на то, чего она прежде никогда себе не позволяла: она залезла в карман куртки Сергея, где обнаружила визитку Пириневича Василия Петровича, адвоката по международным вопросам. Это могло означать только одно – что Герман попался и что Сергей вместе с адвокатом отправляется в Африку, чтобы ему помочь.
– Машенька, веди себя тихо, как мышка. С Германом беда. Не знаю, жив ли он, но у нас были очень сложные съемки… Он ушел с камерой очень далеко от лагеря и не вернулся…
– А зачем адвокат?! – невольно вырвалось у нее. Они стояли уже на пороге, где все никак не могли распрощаться. – Что с ним стряслось? Его арестовали?
– Успокойся. Адвокат едет со мной просто как турист. И его присутствие никак не связано с делами Германа. Да, и вот еще что. Даже не пытайся связываться с Женей. Все это слишком серьезно!
– Так, значит, все-таки не львы? – Маша уже почти плакала. – Значит, и ей надо вести себя как мышка? Вы там что-то не поделили, и теперь нам, вашим женам, надо кого-то опасаться? Может, мне поехать к маме в деревню? И спрятаться там?
– Не преувеличивай.
Сергей уехал на целых два месяца, но, в отличие от исчезнувшего Германа, часто звонил, успокаивал ее, говорил, что любит, что мечтает о встрече, что же касается Германа, то его пока не нашли, даже его костей, он так и сказал… Но она понимала, что он говорит так на тот случай, если телефон прослушивается. Она была уверена, что тот опасный бизнес, которым занимались ее муж и Герман, связан не только с теми людьми, которые окружают их там, в Йоханнесбурге, но и с теми, кто покупает алмазы в России, и тот факт, что они так долго не попадались, указывает на то, что у них есть влиятельные покровители в Москве и что эти люди заинтересованы не меньше Сергея с Германом в их безопасности, в благополучном исходе каждой поездки. И вот теперь что-то в этой брильянтовой цепи нарушилось, сломалось одно звено, и теперь все, кто был замешан в этом деле, насторожились, притихли, а кто-то, возможно, уже успел исчезнуть, сбежать за границу,
Среди бумаг мужа она все-таки раскопала номер домашнего телефона Кропоткиных и позвонила. Но по характерным гудкам она поняла, что либо телефон отключен, либо Жени просто нет дома. Спустя полчаса она позвонила еще раз, потом еще… Так она и звонила до тех пор, пока не поняла, что звонить бесполезно, да и вообще по телефону будет не так-то легко объяснить, кто она и зачем ей понадобилось встретиться с Женей. Понимая, что она нарушает все запреты мужа, Маша все равно собралась и поехала. Нашла нужный дом, поднялась и позвонила в дверь. Массивная, красивая дверь, украшенная золоченой табличкой с номером квартиры. Под красное дерево, а внутри – три слоя тяжелого металла, масса замков и прочих устройств, служащих обеспечению безопасности. Она звонила долго, но ей так никто и не открыл. На звонки вышла соседка, скучающего вида девица с сигаретой во рту, сказала, что хозяйки нет, что она в больнице, что у нее муж пропал, вот она и заболела, загремела… Маша спросила, что с ней и с каким диагнозом она находится в больнице, но соседка не знала. Сказала, что вроде бы что-то с нервами. Маша вернулась домой в подавленном состоянии, представив себе всю полноту отчаяния, охватившего молодую женщину, о которой она вот уже довольно длительное время постоянно думала и даже переживала за нее. Она понятия не имела, от кого узнать, где именно, в какой больнице лежит Женя, да и спросить было не у кого. Тогда она решилась и приехала через несколько дней еще раз. Позвонила, понимая, что визит холостой, что и на этот раз, вероятно, дома никого нет, как вдруг услышала какие-то шорохи за дверью… Потом замогильный голос спросил: «Кто там?»
– Меня зовут Маша, я жена Сергея Северцева, – ответила она поспешно, словно кто-то там, за стеной, может передумать и снова отойти от двери, исчезнуть, раствориться. Ей казалось, что фамилия ее мужа послужит для брошенной и забытой всеми Жени паролем. И она не ошиблась.
– Я сейчас… – За дверью, где-то совсем близко, раздались металлические торопливые щелчки. – Подождите…
Наконец дверь распахнулась, и Маша увидела перед собой опухшую ото сна худенькую, болезненного вида девушку.
– Вы точно Маша Северцева? – спросила та, разглядывая ее большими темными глазами. Видно было, что она нездорова, под глазами залегли темно-синие круги. – У вас есть с собой какой-нибудь документ?
– Есть, водительское удостоверение вас устроит?
Маша засуетилась, доставая из сумочки документы. Протянула Жене. Та мимоходом взглянула и впустила ее в дом.
– Проходите. Вы не представляете, как же долго я вас ждала…
15
Усадьба
Он еще раз внимательно просмотрел список и ужаснулся:
«Разослать приглашения на бал:
Борисов Иван Михайлович
Овсянников Семен Александрович
Сперанский Ефим Данилович
Юдина Елена Дмитриевна
Васильева Ирина Вячеславовна
Савина Лариса (Закревская Ольга)
Кислова Екатерина Станиславовна».
Потом остановился возле рояля и похлопал пианистку по плечу:
– Вот что ты все время молчишь? Разве тебе нечего мне сказать? Или рассказать? Как все было? Кто стрелял по приглашенным? По этим мужчинам и женщинам? И неужели все было настолько серьезно, как описала в своей книге эта Лариса, чтобы я смог вот так, в очередь, убить всех этих нарядно одетых людей? Но если я так сделал, это свидетельствует только об одном: ты мертва, Женечка. Я понимаю, что твоя смерть на чашке весов перевешивает гору трупов, ты понимаешь, о чем я? Что этих мертвецов недостаточно, чтобы уравновесить ту потерю, то горе, что обрушилось на меня… Но разве можно смертью мстить за смерть? Хотя – а как же иначе? Ты бы сказала хотя бы слово… Да нет, я все понимаю, что это не ты, что это лишь кукла, причем нелепая, с этим париком, нахлобученным на гипсовую или пластмассовую голову… Но все равно, кто-то, возможно, я сам, принес тебя сюда, посадил за рояль и заставил делать вид, будто бы ты играешь… Зачем все это? Что это символизирует?