Брошенная
Шрифт:
— А старшая сестра, значит, ее девиз взять на вооружение не хочет?
— Пока не получается. Привыкла к самоограничению, которое превратилось… — она замялась, но все же призналась, — в пренебрежение к себе…
— Придется брать на себя твое обучение, — притворно вздохнул он. — Я уже начинаю ощущать себя этаким Пигмалионом. Чем быстрее я начну процесс созидания, тем быстрее мне дано будет счастье созерцать ожившую статую…
— Сомнительный комплимент.
— О, прости, я вовсе не хотел тебя обидеть, — спохватился он.
Я тоже пошутила.
— Разбойница… Но материал для работы очень хороший… Скажи, что бы ты сейчас хотела поесть? Не бойся, призови свою фантазию.
— Та-ак, — Марина поднесла руки ко лбу, — сосредоточиваюсь, заглядываю внутрь… Подскажите, сэнсэй, куда нужно заглянуть — в душу или в желудок?
— В душу, глупенькая! Вспомни, как раньше приговаривали: все, что твоей душеньке угодно!
— Ничего ей не угодно, — разочарованно вздохнула Марина. — Наверное, в моей душе атрофировался орган желания…
— Атрофировался? — ужаснулся Тимофей.
— Может, сузился или усох. Как вы считаете, доктор, это необратимо?
— Ваш орган можно восстановить… если размочить его в некотором количестве шампанского. Самого лучшего.
— А некоторое количество — это сколько?
— Думаю, пары ящиков хватит.
Так они дурачились, танцевали, даже поцеловались в своей кабинке после медленного танца, который так расслабил их, что Марине показалось, будто они знакомы не один день, а что чувствовал Тимофей было и так ясно.
Осознала она себя идущей в сторону его корпуса. Марина в момент пришла в себя и остановилась посреди дорожки, будто споткнулась.
— Что с тобой? — обеспокоился он.
— Я снимаю комнату, которая находится совсем в другой стороне.
— Мариш, но ты же не возражала!
— Прости, затмение нашло.
— Погоди, я знаю, почему ты вдруг передумала. Ты боишься, что я не пойму твоего согласия, вернее, пойму его не так, как надо…
Он торопился высказать ей все, потому что опасался, что она просто возьмет и уйдет, а у Них все так хорошо складывалось. И разве имеет значение, что подумают люди или что там положено по неписаному правилу? Столько-то встречаться, столько-то целоваться, и только потом ложиться в постель…
— Тим, мы только сегодня познакомились!
— Ну и что же, разве не бывает любви с первого взгляда?
— Если это любовь, никуда она от нас не денется… Я не могу! Понимаешь, может, это и глупо, но… у меня в жизни был один-единственный мужчина. Что-то мешает мне так легко перешагнуть через барьер между моей прошлой жизнью и нынешней. Это нужно сделать, но не так, на полном скаку, чтобы потом жалеть о своей поспешности. Прости!
Она повернулась и пошла прочь.
— Подожди!
Тимофей догнал ее и крепко взял за плечо.
— Неужели я отпущу тебя, чтобы ты одна шла домой? Пойдем, твоя квартира вон там.
Оказывается, Марина потеряла верное направление, и, если бы не Тимофей, неизвестно, где оказалась бы.
— Говоришь, не надо торопиться, а сама куда помчалась?
Марина невесело засмеялась. Ей не хотелось разочаровывать его отказом, но от принятого в самом начале своего нового пути решения — не плыть больше по течению, а также не идти на поводу у других — она не хотела отказываться.
— Самое смешное, — сказала Марина, когда они с Тимофеем шли под руку по дороге, — я сегодня даже не окунулась в море…
— Маришка, а с какого дня ты решила начать новую жизнь? — невинно поинтересовался он.
— С сегодняшнего, — медленно ответила она, соображая, нет ли подвоха в его вопросе.
— Начать с постели ты не хочешь, это понятно, а на какой-нибудь поступок ты можешь решиться?
— Я уже решилась: пошла в ресторан с почти незнакомым человеком.
— И это все?
— А что бы ты хотел?
— Чтобы ты меня поцеловала.
— И это уже было, — смутилась Марина и почувствовала, что ей даже стало жарко от краски, бросившейся в лицо; хорошо хоть, на улице темно.
Теперь, когда она протрезвела окончательно, случившееся с ней сегодня предстало не в самом лучшем свете. Мало того что она пошла в ресторан, где целовалась, она буквально схватила себя за руку в последний момент, чтобы не пасть окончательно и не отправиться с Тимофеем в его номер!
Супруг Михаил в тесной компании любил развивать мысль, что все женщины — потенциальные шлюхи. Все до единой! Мол, если им создать соответствующие условия: ухаживание по полной программе, цветы, конфеты, комплименты, приличного вида мужика, который смотрит на нее влюбленными глазами, ни одна не устоит. Тут же бери ее, тепленькую! Вот бы он порадовался, что его тезисы так соотнеслись с практикой!
Впрочем, насчет ее, Марины, его отношение прогнозировать трудно. Может, Михаил пришел бы в бешенство. Ведь он оставил ее одну в полной уверенности, что она будет сидеть дома и ждать его, как Сольвейг [4] , всю оставшуюся жизнь… А вообще, чего это она о нем вспомнила? О человеке, который едва не уничтожил ее как женщину!
— Кстати, — веселым голосом проговорил Тимофей, — можно было бы искупаться в море прямо сейчас!
Марина почувствовала, что он напряжен, а если точнее, обеспокоен: только что между ними была духовная близость, которая стала стремительно таять, как лед на жарком солнце. Он мучительно соображал: в чем провинился? Ведь то, что она покорно пошла с ним к санаторию, произошло как бы само собой, безо всякого нажима с его стороны.
4
Героиня драмы Ибсена «Пер Гюнт», символ женской верности.
Его слова о ночном купании не вызвали в Марине никакого отклика. Они шли как раз берегом моря, которое шевелилось и дышало в темноте, как огромный зверь. Но думалось вовсе не об этом, а о том, что до ее квартиры оставалось совсем немного, всего лишь подняться на пригорок. И она останется одна.
Ей просто необходимо было сейчас побыть в одиночестве, чтобы разобраться, чего это вдруг в ней проснулась тяга к сексу. Да, да, именно так! То, от чего она всегда бежала, то, что никогда не приносило ей особого удовольствия, вдруг так властно повлекло ее, что Марина откровенно струхнула. Вряд ли фригидные женщины, к числу которых она с подачи мужа теперь себя относила, испытывали такие ощущения…