Бросок из западни
Шрифт:
– А кто вчера на ужин наловил рыбы? – удивился Сосновский.
– Ну, с леской и крючком и искусственной наживкой, которые были в аварийном наборе, каждый поймает. А ты попробуй из подручных средств сделать снасти и поймать.
Сосновский усмехнулся и промолчал. Они шли к берегу, и до скалы, возле которой планировали остановиться на отдых, оставалось меньше часа. Михаил шел первым, продираясь напрямик через кустарник, и вдруг он остановился, подняв предупреждающе руку. Шелестов подумал, что напарник увидел змею или мину. И сразу остановился, заглядывая через плечо Сосновского вперед.
Это был не просто кусок белой тряпки. Когда-то белой.
– Ну, – спросил Сосновский Максима, – теперь остров не выглядит таким уж необитаемым? Здесь ступала нога человека. И человека вооруженного. И он стрелял в другого человека.
– Да, здесь можно встретить как американцев, так и, я думаю, японцев. – Шелестов посмотрел вперед, прикрыв глаза от солнца рукой. – Пошли, и давай-ка внимательнее смотреть по сторонам. Торчать на этом острове мне по-прежнему не хочется, но и встреча с людьми как-то не кажется мне уже такой желанной.
Они прошли еще около двух километров, спустились ниже к берегу. Пока Сосновский собирал дрова для костра, Шелестов по камням отошел подальше от берега и принялся ловить рыбу с помощью снастей из аварийного набора для выживания. За час он поймал четыре приличные рыбины вполне съедобного вида. Вытащив и сняв с крючка, он бросал каждую на берег Михаилу, который их тут же потрошил, промывал в морской воде и насаживал на шесты вокруг костра.
Когда Шелестов выбрался на берег, сматывая леску, то застал Михаила сидевшим возле костра. Сосновский с интересом рассматривал какую-то бумажку.
– Что это? – Шелестов присел рядом.
– Иероглифы, – протянул обрывок плотной бумаги Сосновский. – Мне кажется, это кусок упаковки. От чего, не знаю. Может, от продуктового пакета, а может, от медицинского. А вот эта часть оборванного рисунка – японский флаг. Точнее, часть от него. Похоже?
– Похоже, – повертев бумажку, согласился Шелестов. – И эта упаковка валяется тут не год и не два. Если она и видела дождь, то, может, всего один. И на солнце не поблекла еще, и от дождей не размокла, не потемнела. Тихо!
Шелестов вскочил на ноги, и Сосновский поспешно тоже встал рядом, прислушиваясь. Рокот мотора доносился откуда-то издалека. Но звук исходил не с острова. Совершенно точно, что со стороны моря. Через несколько минут можно было разглядеть удаляющийся катер или небольшое судно. Оно появилось далеко из-за мыса и исчезло в юго-западном направлении. Различить очертания, даже определить размеры судна было трудно. Но совершенно точно оно ушло с этого острова. Значит, там, на юго-западе острова что-то есть. Возможно, что и люди. И, скорее всего, враги.
– Дурацкая ситуация, – проворчал Шелестов. – Встреть мы сейчас врага или местного жителя, а пользы от этого никакой. Не допросишь, сведений не получишь. Японцы, полинезийцы! Хоть бы завалящего немца найти, американца, на худой конец. По-английски я несколько слов знаю.
– Значит, только прятаться и наблюдать, – согласился Сосновский.
Лейтенант Алан Хейли был невысоким, можно даже сказать, что щуплым молодым человеком. Буторин смотрел на американца, которого им навязал полковник Тернер, и думал, а чего ждать от этого парня. По-русски говорит вполне прилично. Но это только потому, что он вырос в Нью-Йорке на Шипсхед-Бей, где живет много русских, и с детства Алан нахватался русских слов настолько, что мог общаться с русскими сверстниками. Знания русского языка пришлось укрепить, когда Хейли отправили работать на Аляску, где он по линии разведки контролировал поставки в Советский Союз по линии ленд-лиза.
Что-то в этом парне было не так, но Буторин никак не мог понять, на чем базируется его личное недоверие к американцу. С одной стороны, тот очень энергичен и подвижен, словоохотлив. Нормальный компанейский парень, как бы его назвал Буторин. Но иногда он замечал, что Хейли подолгу сидит или стоит у борта, глядя на океан. И тогда он кажется флегматичным, ушедшим мыслями глубоко в себя. Причин такого странного изменения в поведении может быть много. Идет война, вполне возможно, что Алан потерял кого-то из близких. Коган несколько раз пытался разговорить американца, вызвать на откровенность, но тот вежливо улыбался и уходил от разговоров о личном. Буторин предположил, что американский лейтенант просто играет свою роль улыбчивого и приветливого парня на русском корабле. Такое поведение оправданно: войти в доверие к экипажу, к советским разведчикам, дать понять, что я свой и лоялен к русским, что на меня можно вполне положиться.
– Скажи, Борис, – спросил Буторин, когда судно стало выходить из порта. – Что ты думаешь о Хейли? Можно на него будет положиться в трудную минуту?
– Интересный вопрос, – усмехнулся Коган. – Я его полчаса назад задавал нашему капитану. Груздев старый моряк, он людей вычисляет с одного взгляда, как говорится, по походке. Так вот он сказал, что американец, если придется, будет сражаться с врагом с нами бок о бок.
– Почему Груздев так уверен? Он не объяснил?
– Объяснил, – кивнул Коган. – Схитрил капитан, успел начальнику порта рассказать о своих сомнениях. Груздев с этим Майклом Уилкером сталкивался много раз. Тот тоже плавал на гражданских судах. Они вроде как приятели, члены одного морского братства. Уилкер сказал, что у Алана отец погиб во время нападения японцев на Пёрл-Харбор.
– Кое-что это объясняет, но не все, – помолчав, ответил Буторин. – Ладно, посмотрим, но давай-ка с ним поосторожнее. Не получается у меня слепо доверять Хейли, хоть он и представитель союзников.
«Профессор Молчанов» благополучно покинул Гонолулу и взял курс на юг. Буторин и Коган поднялись в каюту капитана, чтобы обсудить план поиска острова и маршрут судна. Научные сотрудники продолжали свои наблюдения за течениями Тихого океана и воздушными массами. Обычное мирное судно. Это было хорошо, что обычное и мирное. Хорошее прикрытие, но в то же время абсолютное безоружное судно, и случись нападение, защитить экипаж и ученых будет нечем. Значит, рисковать и строить маршрут так, чтобы избежать встречи с японцами.
Неожиданно в дверь постучали, и вошел Хейли. Американец, как обычно, улыбался открытой располагающей улыбкой, но глаза его сейчас были серьезными. И из-за этого контраста выражение лица американского лейтенанта казалось неестественным, маскообразным.
– Слушаю вас, Хейли! – Груздев поднял голову, оторвавшись от карты, и посмотрел на американца.
– Я бы хотел быть вам полезен, капитан, – сказал американец, подходя к столу. В руке он держал картонную папку. – Всем вам. Я не знаю, кто у вас на судне руководит этой операцией, но я могу помочь.