Брусилов
Шрифт:
Впрочем, занятый карьеристскими интригами, Сухомлинов не мешал Брусилову совершенствовать подготовку кавалерийских офицеров. Более того, начальник даже покровительствовал своему способному и исполнительному подчиненному, ведь приятно же получать добрые отзывы о руководимом тобой учреждении! Ради собственной выгоды Сухомлинову плевать было на всю русскую кавалерию, на всю Россию, но пока их интересы с Брусиловым не пересекались, пусть он и старается…
Более того, Сухомлинов даже представил его ко внеочередному производству в полковники: это случилось в 1892 году. Одновременно тем же приказом Брусилов причислялся к штату лейб-гвардии, а это значило уже очень много. В последнем сыграл роль великий князь Николай
Разумеется, стать к сорока годам полковником, хоть и полковником гвардии, не такая уж головокружительная, блестящая карьера. Немало однокашников Брусилова по Пажескому корпусу добились подобного же, хоть и не обладали ни его способностями, ни упорством; кому подвезло, кто приобрел высокого покровителя, а в особенности легко шло продвижение у тех, кто родовитее, у кого лучше родственные и иные связи. Правящий класс России конца XIX — начала XX века закостенел, обрюзг, увял. Но, как всякое увядающее и окостенелое, он все более замыкался в себе, ограждаясь от любого нового, растущего, смелого. Прошли давно времена Петра Великого, когда рядовые солдаты дослуживались порой до генеральских звезд, миновали и времена Суворова, когда все же нет-нет да круто взлетал ввысь какой-нибудь дворянин из захудалого рода. Высший офицерский корпус стал военным сословием, замкнутой кастой. И хотя Брусилов был военным в четвертом поколении, все равно «родовитости» ему не хватало. Значит….
Однако есть полковник и полковник (как инженер и инженер, врач и врач и т. д.). В общем-то люди не слепы и всегда видят и чувствуют подлинную ценность человека и работника и понимают скрытые вроде бы (а на самом деле всегда вполне очевидные) причины успеха и неуспеха.
Так вот. Полковник Брусилов среди нескольких сот состоявших на действительной военной службе полковников (а были еще отставные, гражданские, жандармские и всякие иные) был очень известен и весьма авторитетен. За многие годы преподавания в Офицерской кавалерийской школе перед ним прошел чуть ли не весь обер-офицерский состав российской кавалерии. Он знал всех, сильные и слабые стороны каждого, а все знали его. Знали и ценили. Ценили командирские и кавалерийские способности, достойную офицера сдержанную строгость, неутомимое трудолюбие и преданность делу. Хорошо знали Брусилова и старшие начальники вооруженных сил России, часто посещавшие школу. Тогдашний военный министр П. С. Ванновский, начальник Главного (по теперешнему — генерального) штаба H. H. Обручев — люди, кстати сказать, очень понимающие и опытные — тоже, со своей стороны, примечали и отмечали воспитателя кавалерийской смены русской армии.
Итак, занятия в школе шли своим чередом, Брусилов читал лекции, совершенствовал конную практику. Размеренная жизнь менялась мало. В конце лета — кульминация учебного года, парфорсные охоты, затем отпуск, частые и безуспешные попытки вылечить больную жену. Брусилов не тяготился постоянством своего положения. Нельзя сказать, что он не был честолюбивым, нет, совсем нет, но суетиться, проявлять искательность, интриговать он не мог по самой сути своей душевной природы. Другие торопятся, толкаясь, наверх? Пусть.
В 1897 году у него появляется солидная статья в самом солидном по тем временам специальном издании — «Военном сборнике». Статья называлась «Об одиночной подготовке всадника и коня в кавалерии». В следующем году вместе с одним из своих коллег он два месяца провел в заграничной командировке, посетив Францию, Австро-Венгрию и Германию. Осмотрели лучшие школы верховой езды и конные заводы, побывали в кавалерийских частях. Чужой опыт всегда полезен, если смотреть без подобострастия, но и не отмахиваясь. Это чем-то сродни тому, как наблюдать себя со стороны нелицеприятнейшим взглядом: лучше замечаешь собственные особенности и отличия, сравнивая себя с кем-то иным. Так и Брусилов отметил, что уровень верховой езды у нас не хуже, а может быть, и лучше, а вот лошади поплоше европейских.
Здесь надо сделать одно отступление. В обыденном представлении сегодняшнего человека самые резвые лошади — это дикие мустанги или какие-нибудь полудикие монгольские степняки. Увы, это совсем не так. Лошадиная резвость зависит от породы, а порода вырабатывается десятилетиями, веками порой. И как ни обидно, но современная породистая лошадь запросто обойдет не только какого-нибудь мустанга, а любого скакуна из конницы парфянских царей или воинов Чингисхана. Как ни обидно за прошлое, но это так.
Первыми начали выращивать породистых лошадей в Англии, и долгое время лучшие образцы коней были там. В России конные заводы возникли сравнительно поздно, в конце XVIII века, но еще и в XIX веке кровных, то есть породистых, лошадей для русской кавалерии не хватало. Этим надо было заниматься, и упорно, ведь на крестьянском Саврасушке в бой не пойдешь, точнее — уйдешь недалеко. Но занимались мало, как мало занимались и многим иным, связанным с укреплением обороноспособности России. Брусилов и его коллега полковник В. А. Химец опубликовали впоследствии свои впечатления о поездке, обобщив полетный заграничный опыт.
Меж тем пронырливый Сухомлинов добился назначения в Киевский военный округ и оставил школу. Начальником ее в 1897 гаду стал генерал Агаси-Бек-Авшаров. То был представитель родовитой азербайджанской знати; после вхождения Азербайджана в состав России его предки, как и вся местная аристократия, получили полные права с русским дворянством, причем все они сохраняли магометанское вероисповедание; многие из них служили офицерами в армии, в особенности в кавалерии. Авшаров был типичный паркетный генерал, интриган и льстец, ленивый работник и никудышный администратор. Как и все люди подобного, склада, основные свои усилия он направлял на угождение начальству, в чем умел преуспевать. Впрочем, лесть лестью, кто же, увы, не любит комплиментов, но школу-то вести, надо, а хозяйство сложное. Но вот вести-то это самое хозяйство Авшаров не хотел, да и не сумел, бы, если б вдруг и захотел.
Естественно, что основные заботы пали на плечи Брусилова. В то время репутация его была безупречной и очень весомой как среди широких кругов кавалерийского офицерства, так и у командования. Закономерным следствием всего этого стало назначение Брусилова в 1898 году помощником начальника школы. Это очень укрепило его положение, ибо он не только фактически, но и по должности стал вторым лицом в части. По существу же, все дела теперь вел он. 6 мая 1900 года высочайшим приказом его производят в генерал-майоры. Молодым генералом Брусилова, конечно, назвать было уже нельзя, что ж делать, сорок шесть лет миновало), но он был по-прежнему юношески сух, строен, крепок и ловок, в полной мере сохранял спокойную и напористую молодую энергию, был крайне воздержан в личных свойствах и привычках.
И вот тут-то впервые за некраткую уже служебную жизнь, у генерала Брусилова начались неприятности по службе. Авшаров был ленив и неумен, но, как все хитрецы и пройдохи, отличался ловкостью и неразборчивостью в интригах. Он понимал, разумеется, что прогнать толкового и трудолюбивого Брусилова у него нет возможности, но как-то замазать его репутацию можно было попытаться. Авшаров не торопился, он знал, что спешка в таких подкопах ни к чему, он понял, что главный инспектор кавалерии Николай Николаевич определенно благоволит Брусилову, но заметил также, что начальник штаба главного инспектора генерал Палицын, напротив, Брусилова недолюбливает.