Брюс

Филимон Александр Николаевич

Зима и ранняя весна оказались для артиллерии значительно тяжелее, чем для других родов войск. Это касалось вопросов расквартирования, обеспечения провиантом, фуражом и, наконец, государевым жалованьем личного состава. В решении этих проблем — а решать их нужно было срочно, в противном случае имелась реальная угроза самого существования Артиллерийского полка, — Брюс проявил непреклонную твердость в сочетании со свойственной ему дипломатической гибкостью. С января по май он направляет письма князю А. Д. Меншикову, фельдмаршалу Б. П. Шереметеву, князю Н. И. Репнину и другим военачальникам, где неоднократно указывает, что места, отведенные для постоя артиллеристам, не могут вместить весь Артиллерийский полк с мастеровыми людьми и извозчиками. А кроме того, в деревнях, предназначенных для расквартирования, прежде уже стояли солдатские или драгунские полки, поэтому ни провианта, ни фуража достать невозможно. «На 40 дымах полк артиллерии и извозчиков прокормить в краткое

время невозможно», — сообщал Брюс в феврале в одном из писем Б. П. Шереметеву. А в марте он посылает буквально отчаянное письмо князю Репнину, в котором пишет, что квартиры, отведенные для артиллеристов в деревнях, принадлежащих Дубровне, заняли войска генерала Чамберса, а на другой стороне Днепра категорически запретил размещаться А. Д. Меншиков. «И я ныне не ведаю, — с горечью восклицает Яков Вилимович, — куды мне стало деться, разве в Днепре квартиры искать. Понеже, одне с одной стороны Днепра выгоняют, а другие з другой, а противиться сил нет». В письмах Брюса не раз проскальзывает затаенная обида на пренебрежительное отношение к артиллерии. Много позже Яков Вилимович писал князю В. И. Гагарину: «Хотя мне великие противности и обиды были от ненавидящих артиллерии проходячей зимы, також и в походах зимних, однакож я на сердце держал, мысля, инако будет, не дознав простотою своею лукавство людское. А ныне не могу утерпеть…» И далее Брюс описывает, в каком бедственном положении находится артиллерия, лишившаяся солдат Каргопольского полка. «Теперь я не ведаю, что мне делать с одними пушкарями, на караулах ли им стоять или припасы к будущей кампании делать и готовить, или мост через Днепр делать… А что, ваше высокородие, изволили ко мне писать, что под такою дивною командою век не бывала. И я вам доношу, хотя я много книг читал, однакож ни в которой кроники такой околесной не нашел», — в сердцах замечает Брюс. Тем не менее, ему нужно было распоряжение князя о присылке солдат для несения службы при артиллерии. Поэтому дипломатичный глава артиллерии заканчивает письмо следующими словами: «За что всегда вашему высокородию должен буду служить и знать буду, как милостию вашей хвалиться у его милости господина князя Меншикова».

В другом случае Брюс вынужден был прибегнуть к угрозе. Речь шла об обеспечении фуражом артиллерийских лошадей, развозивших различные припасы в войска. В письме к А. И. Нарышкину от 16 марта он писал: «И вы сами можите ведать, что в дороге без корму пробыть невозможно. И ежели вышепомянутые лошади без корму помрут, то принужден я буду писать к Царскому Величеству, и в том некому отвещать, что не милости вашей…»

В апреле Брюс снова обращается к Нарышкину по поводу отпуска фуража уже на 1630 артиллерийских лошадей; «… понеже уже многие артиллерийские лошади без фуражу з голоду померли», — писал он. Вообще проблема обеспечения фуражом артиллерийских лошадей в 1708 году приобрела особенно острый характер. Вышло распоряжение, запрещающее офицерам иметь дополнительных лошадей и ездить цугом. Все лишние лошади, которых невозможно было прокормить, должны были быть отданы местному населению.

Так же неблагополучно обстояло дело с провиантом и государевым жалованьем. В письмах постоянно упоминается об отсутствии провианта для артиллеристов. «А питаемся с превеликою нуждою, какой никогда не имели, из малого числа деревень Дубровинского уезду, которые так опустошены, что в иных и соломы достать невозможно», — писал Брюс 28 марта А. Д. Меншикову. В мае картина с провиантом та же. «В провианте есть немалое оскудение», — сообщает Яков Вилимович 23 мая Б. П. Шереметеву. А 29 мая он вновь напоминает фельдмаршалу, что отсутствие провианта привело к тому, что многие артиллерийские служители и солдаты Каргопольского полка «стали ходить по миру».

В ожидании похода, чтобы сберечь неприкосновенный запас продовольствия, начальник артиллерии вынужден был приказать «доставать корм по деревням», а в тех случаях, когда его будет недостаточно, «то жать с полей рожь, молоть и раздавать пушкарям».

И без того непростая обстановка, в которой оказалась артиллерия, усугубилась еще и отсутствием денег. Государево жалованье и кормовые деньги мастеровым задерживались на три-четыре месяца и более. Уже начиная с января дьяки Приказа артиллерии И. П. Козлов и Н. П. Павлов доносили Брюсу, что из-за отсутствия денег, которые не получены из Сибирского приказа, мастеровые люди «живут без денег по месяцу и по два, отчего уже многие дела на Пушечном дворе остановились». Дьяки выражали опасение, что если оплата не последует, то и остальные «работники и кузнецы могут отойти от дел».

Брюс тут же пишет московскому коменданту князю М. П. Гагарину, что из-за невыплаты кормовых денег в течение двух месяцев, «чего преж век не бывало», мастеровые люди «хотят разбрестись, понеж не имеют себе и женам инаго пропитания, кроме того корму. Того ради прошу вашей милости, пожалуйте, не извольте в сём остановки чинить, дабы за тем дело государево не остановилось». М. П. Гагарин никак не отреагировал на просьбу Брюса.

И тогда в апреле Яков Вилимович вынужден

был послать ему довольно резкое письмо по поводу задержки оплаты мастерам: «Есть мне жалоба, что оным не изволите того корму отпускать уже месяца за три. И за тем на Пушечном дворе во всяких артиллерийских делах есть великая остановка». Брюс просит срочно выдать кормовые деньги, в противном случае он «принужден» будет жаловаться царскому величеству. В мае на очередные сообщения дьяков об отсутствии денег, которые так и не поступили ни из Сибирского приказа, ни из Ратуши, Брюс отвечал им, что он сам писал «многожды к господину князю Гагарину», а кроме того, об этом «писано к нему и от его сиятельства господина князя Меншикова».

Но положение не менялось к лучшему. А в июле обстановка еще более обострилась. Мало того, что за четыре месяца (с марта по июнь) «не отпущено ни единой деньги» кормовых денег, а из Монастырского приказа и Ратуши не выданы деньги на государево жалованье, с 1 июля по распоряжению князя М. П. Гагарина «всякого чина артиллерийских служителей и мастеровых людей самих и жен и детей и которые в армии и в гварнизонах на службах и в посылках, матерей их, вдов, жен и детей таскают к городовому делу. И у артиллерийских дел работать и на карауле стоять некому… А з драгунских, государь, и з солдатских дворов на работу никого не берут», — докладывали начальнику артиллерии дьяки Козлов и Павлов.

Брюс пытался вразумить князя Гагарина, что артиллеристов и мастеровых, находящихся в Москве, нельзя забирать на городское строительство, так как они обязаны готовить различные артиллерийские припасы для армии. Но это, вероятно, не имело успеха, поскольку дьяки продолжали жаловаться, что работать на Пушечном дворе некому. В конце концов Брюс возложил всю ответственность за неприготовленные припасы на лиц, которые продолжали отрывать артиллерийских служителей от их непосредственных обязанностей. Он писал дьякам в Приказ артиллерии, «что на Пушечном дворе в кузнечных и в плотничьих и иных всяких артиллерийских делах есть за мастеровыми людьми, которые взяты на работу к городовой крепости, остановка. И ежели какие припасы впредь спросятца, а за оным да не будет управлено, и в том отвещать будет тому, хто тех мастеровых людей к городовому делу побрал».

Я. В. Брюс и артиллерийский полк

В чрезвычайно сложных условиях Брюсу удалось не только сохранить боеспособность Артиллерийского полка, но и продолжить преобразования в области артиллерии. В ходе реформ по-прежнему обновляется материальная часть артиллерии, усовершенствуются конструктивные и баллистические качества новых орудий.

При этом можно отметить, что в вооружении полковой артиллерии наблюдается определенная стабильность. В полках состояли трехфунтовые пушки, на лафетах которых были установлены 6-фунтовые мортирки. Образец этих орудий был разработан еще в 1706 году.

В полевой артиллерии наметились явные перемены в сторону увеличения калибра. В 1708 году на Пушечном дворе отливаются пушки 8-фунтового калибра. Однако в Походной артиллерийской канцелярии Я. В. Брюса разрабатывалась новая конструкция 6-фунтовых пушек.

Продолжают отливаться полупудовые и пудовые гаубицы и такого же калибра мортиры. Однако процесс усовершенствования этих орудий не прекращался. В июне из Походной артиллерийской канцелярии был выслан в Москву с унтер-офицером Унковским чертеж для отливки двух однопудовых мортир новой конструкции. Брюс потребовал срочно изготовить мортиры и немедленно прислать их в поход, даже без станков, если их успеют сделать.

Надо сказать, что в его распоряжениях дьякам Приказа артиллерии очень часто содержалось указание выслать орудия в поход без лафетов. Думается, что для этого существовало две причины. Первая — отсутствие на Пушечном дворе мастеров, занятых на городском строительстве, и вторая, не менее важная, — «зело плохо были сделаны станки». Яков Вилимович неоднократно сетовал на низкое качество лафетов. О никуда негодных лафетах, присланных из Москвы к 8-фунтовым пушкам, он специально докладывал А. Д. Меншикову: «Станки також и колеса переломались и принуждены мы иные станки и колеса вновь делать». В другом случае не выдержала оковка на лафетах, и вновь ее пришлось переделывать уже в действующей армии. Поэтому Брюс предпочитал, если была такая возможность, делать станки на месте. Для чего требовал прислать в поход железа разных сортов и особые деревянные снасти. Вообще качеству лафетов, станков и зарядных ящиков он придавал, как известно, особое значение. Брюс неукоснительно требовал, чтобы они готовились из сухого дерева, в особенности колеса. Но главное внимание начальника артиллерии было обращено на изготовление скорострельных ящиков. Они делались на московском Пушечном дворе по присланному образцу. Окраска же их, по распоряжению Брюса, должна была быть выполнена по рисунку (чертежу), присланному из Походной артиллерийской канцелярии. В этом документе Яков Вилимович уточнял: «А имянно: по земле красной, пушки желтою краскою, орлы черные, а ящики красною краскою». Обращает на себя внимание окраска ящиков: в ней превалирует красный и желтый цвета — цвета русской артиллерии.