Брюсов
Шрифт:
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
В книгоиздательстве «Скорпион». — Перевод «Франческа да Римини» д 'Аннунцио. — «Пути и перепутья», т. I и т.II. — Поездка в Италию, Францию и Бельгию. — Брюсов и книги. (1908).
— Да, да… Книгоиздательство «Скорпион»! — раздается металлический голос, четкий. Металлически, четко выбрасывает низкое фальцетто размеренные слова. И слова летят, точно упругие стрелы, сорванные с лука. Иногда еще они бывают отравлены ядом. <…>
Это вы вошли в редакцию «Весов». Полки, книги, картины, статуэтки. И вот, первое, что вам бросилось в глаза: в наглухо застегнутом сюртуке высокий, стройный брюнет, словно упругий лук, изогнутый стрелой,
«Да, да… Чудесно…» Локоть опирается на телефонный прибор.
Вы вошли. Из-под длинных-длинных, точно бархатных ресниц грустные вас обжигают, грустные глаза неприязненно. Вы немного смущены. Вы не знакомы с Валерием Брюсовым. Предлагаете ему вопрос. «Не знаю, право: это касается…» Вы замолчали. Молчит и он — густое, наполненное влажной тяготою молчание. Не знаете, что сказать: вдруг кажетесь себе самому глупым – глупее, чем до сих пор себя считали. Просто вас поразила деловитая серьезность поэта безумия Валерия Брюсова, чуть подчеркнутая, будто старомодная вежливость. <…>
– Я с Богом воевал в ночи: на мне горят его лучи, – вспоминаете вы его стихотворение, а вот он сухой, замкнутый, деловитый повелительно-вежливым тоном кричит в телефон. Вам начинает казаться, что это колдовство, что Валерий Брюсов нарочно такой перед вами, чтобы скрыться. Вы застали его врасплох. Может быть, перед вашим приходом он чертил здесь магические круги. А сейчас — прямой такой, какой стоит с телефонной трубкой и в застегнутом сюртуке, провалится сквозь пол или улетит в трубу на шабаш вместе с героями своего «Огненного Ангела». <…>
Положил телефонную трубку.
– Я к вашим услугам: у меня в распоряжении пять минут.
Церемонно пружинным движением показал вам стул.
Сам не сел. Руками держась за спинку стула, приготовился вас слушать. Вы еще ничего не сказали. Почему-то вам кажется, что из вас насильно вынули мысли, и вы забываете самое нужное, о чем нужно поговорить…
То неприязненное чувство шевелится у вас к этому необыкновенному человеку, к этому уже не человеку, разложившему себя на безумие и застегнутый сюртук, так что уже нет в нем человека, а только безумие в сюртуке. То, наоборот, вы хотите преклониться перед ним, вечно распинаемым тяготой бремени, которое он на себя взял. Такой талант, такая яркая индивидуальность: мог бы оставить в стороне все посторонние хлопоты? А на нем бремя ответственности за целое движение… (Белый А. Луг зеленый. Книга статей. М., 1910. С. 195-198).
Одну черту хотел бы я отметить в характере Валерия, черту, которая противоречит общепринятому мнению о нем как замкнутом, суровом, становящемся в позу жреца человеке. В утрированном виде такая характеристика дана была ему, например, в ненапечатанной эпиграмме на него С. В. Киссина (псевдоним «Муни»), начинавшейся словами:
Когда б литературный трон Мне благосклонно боги дали, Когда б «Весы» и «Скорпион» В моих глазах свой рок читали, В высоком востряковском зале Своим величьем упоен ИТаким, со скрещенными на груди руками, Валерий изображен на известном портрете Врубеля [145] . Таким его видели, действительно на заседаниях Литературно-Художественного кружка, в Обществе Свободной эстетики и на других собраниях. Неприступен он был тогда, когда работал в своем кабинете, тут уже никто не мог его тревожить, и вход в его кабинет в эти часы был разрешен только его жене Иоанне Матвеевне.
Но был и другой Валерий, веселый, жизнерадостный, любитель игр и шуток. Когда я уже был студентом, Валерий неизменно участвовал в пирушках собиравшейся у меня молодежи, играл вместе со всеми в «колечко», «фанты», «море волнуется», «свои соседи» и другие игры, подлезал по штрафу в фанты под столом или роялем, пел вместе со всеми «Уж я золото хороню» и т. д. (Воспоминания о брате. С. 298, 299).
145
В. Я. Брюсов ошибочно приводит фамилию художника В. А. Серова.
(Соловьев С. Цветник царевны. Третья книга стихов. 1909— 1912. М., 1913. С. 87)
Полемика «Золотого Руна» с «Весами», критические статьи этого журнала, все, все показывает, что мы стоим у порога чего-то нового, чего-то гораздо более яркого, чем все, пережитое в последний литературный период. <…>
146
В гостинице «Метрополь» (на Театральной площади в Москве) помещалось книгоиздательство «Скорпион».
Жизнь ведь шла все время, не останавливаясь. И как шла? Казалось бы, каких впечатлений мы только не пережили за последние годы! Кипение внутри России, война с Японией — все это дало множество такого материала, который неизбежно кристаллизуется во что-нибудь выдающееся, крупное.
Брюсов уже в одном из последних стихотворений прямо говорит, что он бросает все старое и идет учиться новому. Брюсов — этот выдающийся, мало того, истинный художник и творец, поворачивает с прежних своих путей и перепутий на новую дорогу. Вот что он говорит об этом:
Я сеятеля труд, упорно и сурово, Свершил в краю пустом. И всколосилась рожь на нивах; время снова Мне стать учеником…(Боцяновский В. У «мифотворцев» // Русь. 1908. 14 февр. № 44).
ВАЛЕРИЙ БРЮСОВ ОГНЕННЫЙ АНГЕЛ. Повесть XVI века в двух частях. Часть первая. М.: Скорпион, 1908 [147] .
147
Вторая часть повести издана в 1909 году; в 1909 году вышло и второе издание. Чтобы не разбивать отзывов критики об «Огненном ангеле», мы приводим их здесь же.