Брызги зла
Шрифт:
Я был груб и несправедлив, но иначе поступить не мог. Ворон не появился, и теперь все ложилось на плечи не готовых к войне людей. Позволить им раскиснуть означало проиграть войну не начав.
Гордон это понимал не хуже меня, и его резкие распоряжения напоминали команды армейского сержанта, вставшего, как обычно, не с той ноги. Посмотрев, как потянулись к выходу остатки моего потрепанного отряда, он неодобрительно покачал головой.
— Из башни не уходить! — гаркнул им вслед Гордон, и, когда они обернулись, чуть тише добавил: — Мне нужны толковые капралы,
Петрович тут же вернулся, сообщив, что он не устал, но Гордон был неумолим.
— Командир приказал отдыхать, вот и топай, но учти — у меня не разоспишься!
— Командиру тоже стоит отдохнуть! — раздался рядом ласковый девичий голос.
Я развернулся и рывком привлек к себе Эвелину, зарывшись лицом в густые волосы и вдыхая их горьковатый аромат.
— На нас смотрят! — прошептала она, не пытаясь, однако, отстраниться.
— Это не проблема, — сказал я и перенес нас в ее апартаменты.
Приземлился я прямо в кресло, так и не выпустив Эвелину из объятий — наверное, что-то неправильно рассчитал при переносе… или, наоборот, очень правильно?
— Я ждала тебя, — промурлыкала она и поудобнее устроилась у меня на коленях…
— Ты прекрасна, — сообщил я ей в перерыве между поцелуями, — но мне надо умыться и поесть, иначе я умру и в твоем доме заведется грязный и голодный упырь.
— Упырь? — переспросила она задумчиво. — Ну, это не совсем то, чего бы мне сейчас хотелось.
Она выскользнула из моих объятий и повелительно взмахнула рукой. Кресло тотчас же превратилось в наполненную горячей водой ванну, а прокопченный и порванный в бою костюм исчез вместе с нижним бельем.
Я едва не захлебнулся от неожиданности, но быстро пришел в себя и расслабился. Эвелина тем временем успела исчезнуть, и теперь из соседней комнаты доносилось призывное звяканье столовых приборов. Обед! Желудок встрепенулся, как боевой конь при звуках горна. Пришлось поторопиться.
Я набивал брюхо, как хороший кочегар паровозную топку, и никак не мог насытиться. Взбесившийся организм требовал еще и еще. Я решил, что это ненормально, отодвинулся от стола и подошел к окну. Лучи закатного солнца упали на мою кожу, и я потянулся к ласковому теплу, впитывая его всем телом. Я пил его бездумно, захлебываясь, неспособный ни утолить жажду, ни оторваться от живительного источника…
— Хватит, Дима, ты заморозишь город. — Кто-то настойчиво тряс меня за плечо, и я нехотя вернулся к действительности, готовый мгновенно вернуться к роднику Силы, если тревога окажется ложной.
— Что с тобой? Зачем это? — встревоженно спросила Эвелина, убедившись, что я окончательно пришел в себя.
Я проверил свои ощущения — странный голод исчез, все пришло в норму.
— Знаешь, девочка, — я чувствовал ее неподдельную тревогу и решил обратиться поласковей, — похоже, при таких расходах энергии мне одной едой обойтись будет трудно. Пришлось подкормиться тем, что оказалось доступно.
— Это ничего, — она моментально успокоилась и заулыбалась, — главное, чтоб меня не съел!
— Ну если только на десерт… — оценил я открывшиеся перспективы и переместил нас обоих в спальню.
Плотные шторы затянули окна, а наша одежда оказалась на полу, но клянусь, я здесь был совершенно ни при чем!
Близилось утро. Она спала, я лежал рядом, опираясь на локоть, и смотрел, как медленно колышется шелковая простыня на ее груди. Почувствовав мой взгляд, она шевельнулась и приоткрыла сонные глаза.
— Мне пора, любимая! — прошептал я, и в моем обращении не было ни капли фальши.
Две недели. Всего две недели с момента прибытия, но я не мог уже представить, как жил без нее до сих пор, не мог представить будущего, в котором не нашлось бы места для моей Эвелины.
В комнате, ставшей на время моей, с фотографии на камине смотрела четырехлетняя девочка, у которой еще все впереди. Для меня же она осталась давним сладким сном, первой юношеской любовью, подернутой романтичным флером угасающих воспоминаний… Грустно, не правда ли?
Не оттягивая далее неизбежное, я поднялся с постели и оделся. Эвелина потянулась ко мне и подарила пахнущий сонной негой воздушный поцелуй. Я вышел за дверь и телепортировался в зал, ставший нашим штабом.
Гордон поднялся мне навстречу, а за плечом возник Петрович с озабоченно-серьезным выражением на лице. Проникался значительностью момента, я полагаю.
— Три батальона нашего сводного полка заняли позиции вокруг Заборья, — доложил Гордон, — командирами батальонов назначил Васильева, Ковача и себя. Ты и десяток самых опытных будете стратегическим резервом и главной ударной группой…
Ну конечно, давайте будем грудью прикрывать командира! А еще лучше его и вовсе в штабе оставить — пусть из подземного бункера руководит! Я скривился и хмыкнул.
— Маловато нас, — по-своему истолковал Гордон мою усмешку, — но, признаться, я рассчитывал даже на меньшее — добровольцы прибывали вплоть до последней минуты.
— Маг по прозванию Ворон среди них был? — спросил я, все еще надеясь передать дело в более надежные руки.
— Не слышал о таком, — флегматично отозвался Гордон, — может, и был, я знаю далеко не всех.
Колдуна такой мощи Гордон обязан был знать. Что же это? Третий мир? Неважно, раз Черный здесь. Одному из нас придется исчезнуть.
Настал День Битвы.
Магистральное шоссе и утрамбованное до каменного состояния полотно грунтовой дороги перекрещивали поселок, сходясь на центральной площади. Тремя отрядами четыре дороги не перекроешь, и Мастеру Битвы таки пришлось задействовать мою группу с самого начала. Я занял южный въезд магистрали, имея в подчинении помимо своей группы одну из рот Гордона. Сам он высадился на северном конце Заборья; Ковач и Васильев перекрывали грунтовку. По окраинам скрытно перемещались небольшие группы наших патрулей, контролируя пешеходные тропы заклинания Стены, аналогичной задержавшей нас: вчера требовалось слишком много сил, и отряды обходились малыми сторожевыми заклятьями.