Бубновый туз
Шрифт:
Тогда Богданову удалось уйти. До особого разбирательства он был взят под арест. У дверей каюты, где он был заперт, не было выставлено даже охраны, а когда корабль прибыл на место приписки в Кронштадт, то на месте командира не оказалось — Богданов выбрался через иллюминатор и, сумев обмануть охранение, добрался до берега, чтобы впоследствии примкнуть к мятежным матросам.
Так что Богданову можно было предъявить довольно длинный список претензий, а за любой из пунктов этого списка — отправить на морское дно на прокорм рыбам.
Боцман сказал, что Богданов очень изменился: отрастил бородку, посолиднел,
Боцман признавался, что ни за что не узнал бы Богданова, если бы не столкнулся с ним в дверях московской Чека. Плутовато вильнув взглядом, тот проворно спустился с крыльца и, вскочив в пролетку, укатил.
Боцман не рассказал помощнику Сарычева Самохину об этой встрече. Самого Игната он в тот день не дождался.
А на следующий день Боцман был застрелен как раз после этой встречи, и теперь Сарычев не сомневался в том, что Богданов действительно сумел втереться в ряды Чека. Впрочем, подобное происходит уже не впервые. С периодичностью раз в три месяца приходилось ставить двурушников к стенке, а не далее как на прошлой неделе был расстрелян бывший руководитель комиссаров и разведчиков товарищ Шварц, в недалеком прошлом начальник контрразведки деникинской армии. Так что опыта в подобных делах было не занимать.
Как говорится, дурную траву с поля вон!
Покопавшись в личных делах сотрудников, Сарычев не нашел ни одного с фамилией Богданов. Отсутствовал и Николай Александрович. Внимательно просмотрев фотографии, он обнаружил пять человек с бородами. Двое отпадали сразу, в Чека они работали уже несколько лет, третий не подходил по возрасту — был слишком молод. А вот к двоим стоило присмотреться повнимательнее.
Сам Сарычев встречался с Богдановым лишь однажды, когда служил на Балтийском флоте, — тот как-то инспектировал их крейсер. Но видеть его пришлось из строя матросов, в приветственной удали вытянув шею. Так что, по существу, особенно он к нему и не приглядывался. А то, что и помнилось, было плотно замазано густой краской времени. А потому на собственные впечатления полагаться не приходилось. Но то, что один из них чем-то отдаленно напоминал лощеного капитана второго ранга, потомственного военного и дворянина, — это точно! Но это могло быть и простым совпадением. Мало ли на свете похожих людей.
— Ты проследил за ним? — наконец спросил Игнат у своего спутника.
Мирон, словно бы ждал вопроса, тут же торопливо ответил:
— До самого дома по пятам топал.
— Он тебя не заметил? Сам понимаешь, если это действительно он, так в два счета вычислит. Все-таки за ним школа царской контрразведки. А они умели работать!
— А я, по-твоему, что? — обиделся не на шутку Мирон. — Я все их приемчики знаю.
Мирон знал, о чем говорил.
По его словам, филером он мечтал стать с раннего детства и оттачивал искусство в подглядывании за сверстницами, когда они справляли нужду в кустах. Из своих наблюдений он узнал массу любопытного. Именно отсюда у него выработалась неимоверная страсть к приключениям.
Так что когда Мирон подрос, то другого пути для него просто не существовало. А потому, окончив военную службу, он поступил на филерские курсы, после которых был определен в охранное отделение и слыл невероятным мастером в своем деле.
После октябрьского переворота, оставшись без работы, Мирон некоторое время торговал на рынках, а когда безделье стало невмоготу, он пришел в Чека и, сняв шапку перед начальством, рассказал свою историю, справедливо заметив, что «шпики» полезны при любой власти.
Сарычев поначалу хотел отказать нежданному просителю, но Мирон вдруг неожиданно сказал:
— Значит, вы на флоте служили.
— Верно. А откуда тебе это известно?
Поначалу Сарычев не удивился. О том, что он служил на флоте, знали многие, и филер мог узнать об этом из разговоров.
— А давеча, когда вы курили, то слюну от себя далеко сплевывали. Так обычно моряки поступают, чтобы на палубу не попасть.
— Хм, верно.
— А еще кепочку свою далеко на затылке носите, как обычно это моряки делают. Да и походка соответствующая.
— Какой ты наблюдательный! — Игнат окинул внимательным взглядом тщедушную фигуру филера. — А может, ты тогда скажешь, в каких именно водах я ходил?
— Скажу, — быстро отреагировал шпик. — В Китайском море бывали.
— Слышал, что ли, от кого? — недоверчиво спросил Сарычев.
— А я и так знаю. На правой руке у вас дракон выколот. А его обычно морячки делают, что в китайских водах бывали.
Охранка всегда славилась хорошими филерами. Так что за Мироном действительно была серьезная школа.
Вскоре Мирон возглавил группу наружного наблюдения, и Сарычев убедился в том, что тот способен был выследить даже собственную тень.
К своему делу Серафимов относился творчески. Однажды в архивах Игнат обнаружил целую пачку его донесений, где каллиграфическим почерком были написаны подробные отчеты о выслеживании и задержании большевиков, среди которых было немало людей с именем. Когда-нибудь придется поговорить с Мироном об этом поподробнее, а сейчас не стоило его напрягать понапрасну, тем более что работал он с огоньком.
— И что он делал?
— Сначала Темный зашел к своему приятелю на Ямскую. Пробыл у него часа два. Я все это время в соседнем доме сидел, через окно наблюдал. А потом он на кладбище пошел.
Каждому наблюдаемому Серафимов давал меткую кличку, что было очень удобно.
— Что же Темный на кладбище-то делал? Может, встретиться с кем-то хотел? Подальше от людей?
Мирон, смутившись, ответил:
— Думаю, что от меня решил оторваться. Сплоховал я малость. Когда он за угол заворачивал, я к нему едва ли не вплотную подошел, а он возьми, да и повернись! Вот и узрел меня! — Он сплюнул с досады… — Хотел среди могил затеряться. Смотрю, топает по главной аллее, а потом — шмыг в склеп! И просидел в нем часа три. Уже смеркаться стало, я думал, что он ночевать там останется. А он вышел. Отряхнул свой пиджачок и дальше двинул.
— Тебя-то он не видел?
— Нет, я за памятником спрятался.
Из церквушки вышел сторож. Некоторое время он с откровенной враждебностью посматривал на подошедших, но, не увидев в них угрозы, удалился в притвор.
— Куда же он пошел?
Филер широко улыбнулся:
— Ни за что не догадаетесь!
— Я с тобой в загадки, что ли, буду играть? — негромко спросил Сарычев.
Частенько филер увлекался, воспринимая работу как веселую игру.
— К Феоктистову Павлу Сергеевичу!