Будь честным всегда
Шрифт:
Пришел Орци — он не посещал урока закона божьего, потому что был католиком, — и первым делом спросил про посылку.
Миши никогда еще не был так знаменит.
Следующим уроком был венгерский. Его вел младший преподаватель, совсем еще молодой человек, даже без усов, но одно-два из его стихотворений были уже напечатаны в будапештском журнале, и все говорили, что он великий поэт. Собственно, он окончил богословский факультет, вел в коллегии несколько уроков и выполнял обязанности наставника. Этот молодой преподаватель был такой рассеянный, каких
— Чего вы смеетесь? — спросил Миши.
— Не видишь, что ли?
— А что?
— Постригли барашка.
Миши понял не сразу, но затем вид преподавателя, которого только что подстриг цирюльник, показался ему настолько комичным, что он буквально задохнулся от смеха, а когда все сели, он опустил голову на парту, зажал рот рукой, и по щекам его потекли слезы.
Сначала и преподаватель не понял, почему все смеются, но, когда привычным движением провел рукой по голове — а делал он это каждые две минуты — и смех стал еще громче, он, наконец, догадался. Густо покраснев, он тоже начал смеяться.
— Вижу, над чем вы смеетесь! — сказал он. — Не удивляйтесь, что я подстригся, я бы хотел носить длинные волосы, совсем длинные, но тогда весь Дебрецен таращил бы на меня глаза, и так я всегда тяну со стрижкой и в конце концов обрастаю, как дикарь, а сегодня мне еще и не повезло: ветер унес мою шляпу. (Хохот стал еще громче.) А пока я за нею гнался, ветер растрепал мне волосы, и тогда я зашел в первую попавшуюся парикмахерскую и подстригся. Ужас просто, что со мной сделал этот цирюльник, так обкорнал; я, конечно, пытался его остановить: ради бога, мол, дорогой мастер… Ну да разве ему втолкуешь, еще всю голову отхватит своей машинкой… (Смех стал просто оглушительным.) А теперь, пока не отрастут волосы, я должен ходить с такой головой. Что поделаешь, у каждого, как говорится, своя голова на плечах, вернее, такая, какую ему сделает цирюльник, не правда ли?
Хохотали уже совершенно безудержно. Урок пропал, напрасно преподаватель то умолял, то пытался пригрозить:
— Пожалуйста, не смейтесь, а то я всем поставлю по единице.
Это вызвало новый взрыв смеха, потому что самой низкой оценкой у них была двойка, но преподаватель вел уроки еще и в женской гимназии, где привык девочек пугать единицей.
Да, знаний у Миши в этот день не прибавилось, зато чувство собственного достоинства, гордость за посылку просто распирали его грудь, никогда еще с таким легким сердцем он не возвращался в свою комнату.
Открыв дверь, Миши увидел, что все стоят возле стола и едят. Что едят, он не видел, но сразу почувствовал неладное.
Посылка его стояла открытой — ели ее содержимое.
Разумеется, при появлении Миши раздался смех.
Скоро пришел старший по комнате и строго
— Кто открыл посылку?
Желающих сознаться не нашлось, все уверяли, что, когда вошли в комнату, на столе стояла открытая посылка и они подумали, что ее приготовил Миши. Но это было ложью, он не открывал посылки, а оставил на сундучке. А надо было запереть!
Возражать Миши постеснялся, беспокоился только, что в посылке может быть что-то такое, чего не стоит видеть другим.
Прежде всего он искал письмо.
— Вот письмо! — крикнул Андраши, который считался лучшим учеником во втором «А» и был, несомненно, замешан в этом деле. В «А» не было второго урока, поэтому они втроем — Андраши, Бесермени и Марци из двадцать первой комнаты, которого ребята прозвали Тыквой, — вернулись раньше и открыли посылку.
В письмо были завернуты коржики, потому что в посылки нельзя было класть письма. Миши подбежал к окну и, жуя коржик, начал читать. Прочитав быстро письмо, он воскликнул:
— А где же мазь?
— Что еще за мазь?
— Мама пишет, что сделала мне мазь, чтобы я мазал руки, если они обветрятся, и ботинки мазал, чтобы они не промокали… Вот здесь написано.
— Мазь! — бледнея, воскликнул Бесермени. — Так это была мазь?
— Какая мазь?
— Ну, та, что вы мазали на хлеб.
— Кто мазал? Ты мазал?! — крикнул Андраши, покраснев.
— Смотрите, сам съел, а на нас хочет свалить! — заорал Марци Тыква.
— А ты не ел? Разве не ты толще всех мазал?
— Конечно, нет. Да ты и не дал, бессовестный! Негодяй, свинья, нахал! Разве не ты сказал, что все это твое! — побагровев, орал Марци Тыква.
— Не орите! — прикрикнул на него старший по комнате.
— Раз я ел, то и он ел! И он ел!
Сначала все были поражены, затем дружно расхохотались.
— Я думал, это масло.
— Вот здорово, что я не ел! Сказал, что прогоркло! Это я сказал, что оно прогоркло!.. Тухлятина, говорю! — шумел Андраши.
— Тухлятина, точно!
— И все-таки вы сожрали!
— С душком, но пошло!
— В такое брюхо все пойдет!
— А теперь-то что будет?
— Может вытошнить.
Раздались новые взрывы хохота. Все смеялись над Бесермени, который съел больше всех, чтобы Миши не досталось.
В этот вечер только и говорили о мази, которую слопали Бесермени и Марци Тыква.
В конце концов решили купить бутылку палинки, чтоб отбить привкус мази.
Бесермени весь вечер страшно злился и наконец не выдержал:
— У меня украли нож!
— Кто украл?
— Да здесь он был, на столе, все им пользовались, откуда мне знать, кто из вас его стибрил.
— Заткнись!
— Верните нож!
— А ты верни мазь!
Тем все и кончилось.
В тот же вечер за ужином даже богословы узнали, что одному из младших гимназистов пришла посылка, а соседи по комнате слопали из нее сапожную мазь.
Старшему по комнате было ужасно стыдно. Он сказал, что откажется от своих обязанностей и переселится.