Будь крутым
Шрифт:
– Старым как мир способом, надеясь на ее голос и песни. Линда называет свою музыку чисто американским рок-н-роллом, и так, думаю, мы и станем ее рекламировать. Это рок, но в нем есть звенящая нота. – Из бокового кармана костюма Чили вытащил си-ди-диск в конверте. – Вот послушай и поймешь, о чем я говорю. – Из другого бокового кармана он извлек видеокассету. – И посмотри заодно, как выглядит группа. Тут и музыка есть, но в основном это любительский фильм. – Он оглядел кабинет. – Но у тебя нет телевизора!
– Зачем он мне здесь? – удивилась Элейн. – Это же рабочий кабинет.
– Ты словно персонаж комедии, – сказал Чили. – Или старого телесериала. С тобой обхохочешься.
– Это только тебе смешно, – заметила Элейн и, придвинув к себе телефон,
– И лазерный проигрыватель, – сказал Чили.
– И лазерный проигрыватель, Джейн. Ты уж постарайся.
Чили откинулся на спинку кресла.
– Ты спрашиваешь, каким образом я собираюсь продавать Линду. Я побывал на студии «Искусство», с которой у нее раньше был контракт. Я уже говорил, кажется, что именно туда мне позвонил Даррил? Я беседовал с парнем, который некогда, больше года назад, занимался «Одессой», с парнем по имени Майкл Мейман. Кстати, замечала ли ты, сколько Майклов развелось в шоу-бизнесе, особенно прибыльном? Этот Майкл рано облысел и в качестве компенсации носит на голове жидкий конский хвостик, но он энергичен и красноречив. Я сказал: «Майкл, помните группу „Одесса“?» Он завел глаза к потолку, вспоминая: «Одесса»… «Одесса». И потом: «Ну да… „В храме ливневых дождей“. Насколько я помню, их музыка цепляет, но ей недостает чувства». Я сказал: «Тогда зачем вы подписали с ними контракт?» А он: «А мы подписали?» Я ему: «Там еще Линда Мун была, раньше певшая в „Цыпочках интернейшнл“. – „Ах да, Линда Мун… У нее контракт с „Кар-У-Селью“. Я сообщил Майклу, что контракта этого больше не существует – Линда порвала с „Цыпочками“ и вернулась в «Одессу“. Я видел, что он клюнул, но не хочет, знаешь ли, пробуждать во мне надежду. Он сказал, что проблема в том, что в настоящее время развелось слишком много женщин-исполнительниц, предложений куда больше спроса. На что я возразил: да, это так, только Линда всех их за пояс заткнет, и вам это известно. Линда – это то, что надо. И знаете, почему? Потому что ее песни эмоционально заразительны и включают механизм памяти, апеллируя непосредственно к нему. Элейн сделала большие глаза.
– Где это ты поднабрался?
– У моего наставника Хью Гордона. Потом я поинтересовался у Майкла, какой гонорар значился в первом контракте. И вскользь упомянул, что мне известна сумма аванса – сто пятьдесят тысяч. «Пятнадцать процентов», – говорит он. Я ему: «Стало быть, если диск си-ди идет по пятнадцать долларов, гонорар должен составлять два доллара двадцать пять центов с диска. Продашь сто тысяч – гони еще двадцать с половиной. Правильно я говорю?» А он: «Не совсем» – и объясняет мне, что, во-первых, аванс в сто пятьдесят тысяч выплачивался из расчета восьмидесяти процентов от общей выручки. Двадцать процентов идет студии, на покрытие ее расходов и на, самое главное, – откупные. «Ведь мы же не просто контракт подписываем, а обязательство всемерной нашей поддержки». – «Ладно. За продажу в сто тысяч группа получает, как за восемьдесят, по два доллара с четвертью. Гонорар в двадцать тысяч мы вычитаем из ста пятидесяти тысяч аванса». Майкл протестует: «Но надо еще изготовить си-ди-диск!» – «Что, а из двадцати процентов, что забирает себе фирма, эти деньги вычесть нельзя?» – «Не получается. Двадцать пять процентов идет на упаковку, десять – на маркетинг и мерчгендайзерам так называемых беспошлинных товаров, плюс еще десять процентов – на магазинные скидки и примерно десять тысяч – промоутеру, который станет работать с записью». Я сказал: «Послушай, Майкл, мы спускаем ставку с двух долларов с четвертью до семидесяти восьми центов. Забирай десять тысяч на промоутера, а по продаже сотни тысяч дисков мы платим тебе две тысячи двести долларов».
– Не части, не так быстро, пожалуйста, – попросила Элейн.
– Ты хочешь, чтобы я мямлил и запинался, что ли? – парировал Чили.
На что Элейн возразила:
– Так делал Богарт в «Мальтийском соколе», и это лучший кусок в картине. Все остальное – лишь экспозиция.
– Картина запомнилась, – сказал Чили, – и Мики поплыл. Он сказал: «Можешь взять эти двадцать процентов в качестве директора. Десять заплатишь юристу». То есть если у нас, как он подозревал, он имеется. Потом он сказал: «Мы должны работать сообща, Чили, чтобы запись состоялась». Меня на свою сторону перетягивал. Хью Гордон так сказал: «Спорю на что угодно, что он морочил тебе голову метафорой дерева с ветвями». Так оно и было. Фирма, директор и юрист – это дерево с ветвями. Они питают плод – артиста. Для того чтобы приносить хорошие плоды, дерево должно быть здоровым, иначе плод падает на землю и гниет.
Элейн нахмурилась.
– Почему мне это так знакомо?
– Это слова Питера Селлерса, – сказал Чили, – из «Не в своем уме».
– Да. Рассуждения идиота. Но у меня вопрос. Что там с временем записи? Кто его оплачивает?
– Артист. И это может влететь ему вместе с продюсером в кругленькую сумму – не менее ста пятидесяти долларов, учитывая, с какой легкостью фирма сорит нашими денежками. Вот надо тебе, к примеру, отснять видео для МТК – во сколько обойдется пятиминутный клип? Вилка – огромная, от сотни тысяч до миллиона и больше. А в результате получаешь претензионную бредятину, которую они для тебя сварганили. Другими словами, фирма предлагает весьма приличный аванс, только денег ты не увидишь.
Парнишка-рассыльный вкатил в комнату телевизор на ножках, присоединенный к видеоплееру, а Чили все говорил. Элейн жестом указала, куда поставить. Парнишка отправился на поиски лазерного проигрывателя, и Элейн занялась Чили.
– Как ты смог так быстро все подсчитать и выйти на семьдесят восемь центов?
– Просто я знаю проценты, – сказал Чили.
Такое объяснение ее, по-видимому, удовлетворило. Почему бы и нет? Следующим вопросом было:
– Ну а твоя встреча с парнем со студии – это будет в фильме?
– Я знаю, что в сцене этой слишком много разговоров. Но как тебе идея снять в роли Мики Стива Бускеми? Сцена будет, если сценарист сумеет что-нибудь тут слепить.
– Я думала, ты сам и напишешь сценарий. Ты же говорил, что можно заниматься сценарием, толком не зная персонажей.
– Вообще-то, по-моему, я смог бы написать этот сценарий. Один водитель лимузина уверял меня, что нет ничего проще, чем писать сценарий: сначала набрасываешь то, что хочешь сказать, а потом дело лишь за человеком, который расставит всякие там запятые и прочее дерьмо и, если надо, поправит ошибки. Судя по тому, как все идет сейчас, мне кажется, дело это выгорит и сценарий напишется сам собой.
– Знаешь, – сказала Элейн, – если что-то у тебя и застопорится, ты всегда можешь придумать то или иное. Писатели так и делают. Если не воруют идеи друг у друга.
Чили встал и направился к телевизору с видеоплеером и со словами:
– Вот давай подождем и посмотрим, – сунул кассету в видео и сел обратно в кресло с пультом дистанционного управления в руках.
– Это год тому назад отснял приятель Линды. Вот гостиная в доме, где она живет. А вот и сама Линда.
Ударяя по струнам гитары, Линда делала знаки кому-то в кухне, приглашая оркестрантов присоединиться к ней.
– Красивая, – заметила Элейн. – А играть-то сможет, как ты думаешь?
– Не удивлюсь, если она окажется хорошей актрисой. У девушки есть темперамент, который она контролирует. Это Дейл, ее бас-гитара, а второй – Торопыга Гонсалес, ударник. Заметила его инструменты? Пара барабанов и тарелки – больше ничего. Линда говорит, что у него ужасный характер, который он вымещает на барабанах.
– Это собственная их музыка? – спросила Элейн.
– Нет. Поэтому-то я и притащил си-ди-диск. Они просто дурачатся, играя одну из песен Хенсона. Помнишь троицу, которая была в моде пару лет назад? На этой кассете Линда не поет песен группы «Одесса». Веселятся вовсю, видишь? А вскоре их группа распалась.