Будь моей ошибкой

Холодные капли били по плечам, скатываясь прозрачными бусинами вниз. Порыв промозглого ветра безжалостно трепал волосы, заставляя то и дело убирать мокрые пряди с лица. И надо бы по-хорошему

уходить, убегать, растворятся в этой злой осени подобно утренней дымке тумана, но я никак не могла сдвинуться с места. Стояла и смотрела на светлые окна домов. Они приковывали взгляд, манили меня. И в этот вечер, когда в душе зияла дыра с обуглившимися краями, словно в грудь попал пороховой заряд, я, в который раз пришла в чужой двор. Пришла и замерла напротив третьего подъезда, обессилено всматриваясь в тени за кухонными шторами.

С неба срывался поток, обрушивая на редких прохожих всю мощь тяжелых облаков.

Чтобы не разрыдаться я прикусила губу, почувствовав привкус металла во рту. Теплая струйка крови смешивалась со слюной, а я лишь крепче обхватила себя за плечи, чтобы не упасть в грязь, забившись в истерике.

Последние несколько недель, как бесконечный день сурка. Все повторялось, за малым исключением, когда собственный муж оказывался не пьяным и не пытался меня укорить в том, что его жизнь катилась под откос. Заливая собственные неудачи алкоголем, валяясь на диване, он никак не желал понимать, что наш брак разваливался, как картонный домик, выброшенный под октябрьский дождь.

В окне мелькнул женский силуэт и я, кажется, заскулила, словно маленький обиженный щенок. Открыла рот, пытаясь дышать глубже, потому что легкие обожгла резкая боль, но все было тщетно. Горечь вперемешку со вкусом крови стремилась наружу, пытаясь вырваться из меня черным дымом. Это было глупо — приходить сюда, к чужим окнам, и смотреть, не отрывая взгляда. Но и домой возвращаться не хотелось. Там было холодно, мерзко, а некогда любимый супруг с каждым днем все больше походил на чудовище из ночных кошмаров.

И как-то внезапно для самой себя я оказалась немым свидетелем, застрявшим на пепелище собственной жизни. Жизни, которая получилась слишком тяжелой для маленькой хрупкой женщины с глазами цвета неба.

Перестав дышать на мгновение, чтобы собраться с силами, я все-таки повернулась, неуверенной походкой, направляясь в сторону проспекта.

«— Бежать, уносить ноги, пока не поздно», — внутренний голос разрывал сознание.

И я, послушав его, ринулась прочь, лишь бы не видеть эти окна, в которых горел такой уютный свет, окна квартиры, где мне не было места.

Навстречу выскочил автомобиль, так неожиданно, что я едва не оказалась на капоте иномарки.

Водитель не поленился открыть окно и обложить меня матом, наверное, заслужила, но слезы застилали глаза. Я совершенно не видела дороги, просто бежала, а тонкий шарфик, размотавшийся на шее, подобно змею, тянулся сзади лентой по грязному асфальту.

— Идиотка, твою мать, если тебе жить не хочется, иди и прыгай с моста. А у меня семья, я не хочу сесть за решетку из-за какой-то обдолбанной дуры, которая не смотрит, куда бежит, — прокричал мужчина, яростно скаля зубы.

И я его понимала, очень понимала. Ведь действительно дура. Самая настоящая.

— Простите, — пискнула я, оборачиваясь, — простите, ради бога.

— Курица слепая, —

огрызнулся он, двигаясь дальше.

А я снова утонула в безнадёге. Жалости, будь она проклята!

И ведь ничего не предвещало подобного сценария, до той поры, пока в моей жизни не появился он… Угрюмый мужчина, который ничего не замечал вокруг.

Ночью был мороз. Небольшой, но лужи около подъезда покрылись хрупкой корочкой, больше похожей на тонкую паутинку. Я, подняв воротник пальто, выскочила во двор, инстинктивно взглянув на окна своей квартиры. Олег заваривал чай. Его силуэт прекрасно был виден сквозь тюль. Я даже позавидовала немного вот такой беспечности, но лишь улыбнулась, направившись в сторону детского сада.

Утренний полумрак не спеша рассеивался, суетливые прохожие торопились по своим делам, а я брела по тротуару, кутаясь в старенькое пальтишко. Неплохо бы, конечно, обновить гардероб, но зарплаты воспитателя и так хватало не на все. Те времена, когда мы отдыхали на широкую ногу, позволяя себе потратить за раз двухмесячную зарплату, остались в прошлом. В сером настоящем все финансовые тяготы легли на мои плечи, и вот уже несколько месяцев я — являлась кормилицей семьи. Олег по своей глупости потерял работу еще весной и, кажется, совершенно не пытался найти новую. Поначалу я терпимо относилась к его обещаниям, что с понедельника все изменится, но время шло, а ничего не происходило.

Сил спорить, доказывать или пытаться его поучать, у меня не было. Поэтому собственная работа стала настоящей отдушиной. Находясь среди детей, я забывалась. Боль уходила куда-то далеко, на губах появлялась искренняя улыбка, и детский гомон меня заставлял чувствовать себя нужной и счастливой.

— Ольга Петровна, — окликнули меня сзади почти у самой калитки.

Я вздрогнула от неожиданности и обернулась. Около старенькой легковушки, выкрашенной в красный цвет, с ноги на ногу перетаптывался Тимофей Кузьмин. Ему было пять, и он умудрился на днях выбить передний зуб, упав с дерева. Причем рассказывал об этом с такой гордостью, словно выиграл звание чемпиона двора по преодолению вертикальных препятствий.

— Привет, Тимофей, — улыбнулась я, взмахнув рукой.

Мальчишка оглянулся назад, но с места не сдвинулся, видимо, ждал маму. Хотя обычно Тамара просто останавливала автомобиль возле калитки, плюя откровенно на правила и возмущения нашего пожилого охранника, открывала дверь, и, дождавшись, когда Тимофей войдет в здание сада, срывалась с места. Но в это утро, похоже, его родительница никуда не торопилась.

Я тоже решила подождать, тем более, мне необходимо было поговорить с Тамарой Владимировной по одному насущному вопросу.

Тимка меж тем подорвался со своего места и, обежав сзади авто, протянул руку мужчине.

Я даже потерла глаза, чтобы убедиться — у меня не галлюцинации. Да, рядом с мальчиком, на самом деле, находился мужчина, как две капли воды похожий на ребенка. Неужели отец?! Мысль об отчиме мне даже не пришла в голову. Я широко улыбнулась, шагнув в их сторону, но в следующий момент замерла на месте. Тимка вытащил с заднего сидения костыли и протянул их своему спутнику. Я старалась не таращиться так нагло, но взгляд отвести просто не могла.