Будь моим первым
Шрифт:
— Я не понимаю, в какой момент все вышло из-под контроля! Какое-то затмение нашло. Как вспышка. — Вижу, что Илья отворачивается, и быстро продолжаю: — Он ведь каждый день приезжал, я будто… привыкла к нему. Мы все время только о тебе и говорили, еще о Даше, о твоих родителях… я не думала, что до этого дойдет, — закрываю рот ладонью. — Потом так плохо стало.
— Полина, я решил, что ты с ним переспала, — говорит он серьезно.
— Не-ет, но он хотел. Заявил, что, если я не соглашусь, он все тебе расскажет. А ты не простишь, даже вот то, что было, — никогда не простишь. Мне так страшно
— Поля, Поля, — Илья качает головой. — Перестань уже одна воевать со всем миром. Ты пока еще маленькая девочка, а противников выбираешь не из своей весовой категории.
— Ты считаешь меня шлюхой?
Он молчит. Я продолжаю:
— Хорошо, что поговорили, мне тяжело было на душе. А сейчас иди. Пожалуйста, если и правда любишь, уйди и оставь меня поплакать, — говорю я в полном ужасе оттого, что он послушается и действительно уйдет. Навсегда.
— Поля, ты меня тоже пойми. Постарайся, по крайней мере. Мне нелегко вот так проглотить и переварить. То ты со мной, но пока меня нет — с моим другом. Потом снова о любви мне говоришь. Ну как так-то? Я ж… верить тебе хочу. Ну а как верить? Ты очень красивая, сексуальная девочка, не будут с тобой мужики просто фильмы смотреть. Может быть, есть исключения, но я пока не встречал дружбы между мужчиной и женщиной.
— Сам мне дружить предлагал.
— Потому что нравилась ты мне очень.
Мы молчим.
— Тебе еще больно? — спрашивает он, спохватившись. — Кровь остановилась?
— Да, намного лучше.
Снова молчим.
— Я думал, что вы уже… Если бы знал, я бы не стал, — говорит он. — Он дал понять, что вы спали.
— Он солгал. Так далеко не зашло.
Он смотрит в одну точку. Я добилась его любви, а потом разочаровала. Мне кажется, он сейчас ищет аргументы. Хоть что-то, чтобы простить меня. Не находит.
— Больше не повторится, — говорю я.
— Как и с сигаретой?
Я отворачиваюсь. Снова молчим. Он вздыхает. Все плохо. Очень плохо.
— Перепугала ты меня только что до смерти, Полина, — говорит Илья. — Больше не терпи никогда. Ни с кем.
Он не лжет, я слышала акцент. Та дерзкая медсестра Женя ни разу не слышала, а я постоянно слышу. Он нервничает.
— Я подумала, что, если потерплю, ты оценишь.
— Нет, так больше не делай. Мне сейчас сдохнуть хочется.
Мы снова отворачиваемся друг от друга. С первого этажа доносится веселая музыка. Вероятно, пришло время торта. Он у нас в три яруса, с Настей две недели назад ездили выбирали. Дегустировали. Все было так хорошо тогда, просто прекрасно! Я скучала по Ветрову, злилась и не ценила. Илья первым нарушает молчание:
— Узлы я, кстати, вяжу лучше него. У него руки деревянные, медленные. Я иногда думаю, может, послать к черту службу и тоже уйти ваять сиськи? Никаких командировок, никаких приказов. Сам выбираешь, когда, где и чему учиться. Спокойно ездишь на конференции за границу, обмениваешься опытом с коллегами. Меня, например, не пускают. А я бы хотел. Опять же деньги, престиж. Много денег.
— Ты во всем лучше него, — говорю я и тут же жалею.
Он вздрагивает самым натуральным образом. Сравнила. Боже, ну что я делаю-то?
— Ты мне всю душу изорвала за эти полгода, — говорит он, повернувшись. — Ну как можно быть такой невинной девочкой и жестокой сукой одновременно?
Мы смотрим друг другу в глаза.
Потом вместе тянемся и обнимаемся. Он находит мои губы, на этот раз я отвечаю. Охотно и всей душой, вцепляюсь в него, тяну к себе. Наши языки двигаются медленно, переплетаются. Он очень часто дышит, он хочет меня. Я уже догадалась, в первый раз он не кончил. Как только понял, что мне плохо, остановился.
Мы почти не трогаем друг друга, просто целуемся, он ложится сверху, нависает. Я очень хочу его внутри себя, я хочу, чтобы ему было хорошо и чтобы он забыл обо всем плохом. Больше ни о чем думать не могу, сил нет.
— Поль, ш-ш-ш, — обхватывает мое лицо ладонями. — Не спеши, торопыга. У меня больше нет презервативов, — говорит он.
— Давай без.
— Нет, — качает головой. — Я не буду рисковать. Тебе рано.
— Возьми в тумбочке. Они там уже год лежат, чтобы папу позлить.
Он усмехается, но не двигается с места. Я обнимаю его руками и ногами. Илья утыкается в мою шею, молчит.
А потом в дверь стучатся. Мы оба напрягаемся, Илья поднимается на руках и смотрит на меня, решая, что делать. У меня же в голове ни одной идеи, лишь шелест осенней листвы, которую гоняет горячий летний ветер.
Глава 46
Часть III
Илья
Курю неподалеку от ее университета. Полина сдает курсовую, задерживается.
Чувствую себя древним ископаемым среди едва ли совершеннолетних детей вокруг. Одного такого же ребенка я вчера больно ранил и довел до истерики. Потом ждал ее отца в его кабинете, смотрел ему в глаза, что-то объяснял. Просил разрешения ухаживать за его дочерью. Опуская подробности того, что грубо поимел Полину получасом ранее в ее комнате.
Ухаживать. Слово-то какое я подобрал. Кусок дерьма.
Все это было на адреналине, сейчас же я сам поражаюсь собственной наглости. Полина врала, глядя отцу в глаза, что плакала оттого, что соскучилась по мне. Ему она лгать умеет хорошо, мне — нет. Как бы ей больно и обидно ни было, она меня не сдала. Заявила, что уйдет из дома, если Барсуков что-то мне сделает.
Мы обнимались в кровати, когда Настя затарабанила в дверь.
— Полина, тебя отец ищет!! Пулей вниз, иначе он поднимется.
— Капец! Спасибо, Насть! Бегу! — ответила Поля, встрепенувшись.
— Вы совсем спятили? Только слепой не видел, что вы вдвоем наверх поднялись! И пропали! — ругалась она. — Саше уже донесли, что Ветров здесь. Привет, кстати!
— Добрый вечер и с днем рождения! — подал голос я, поспешно поправляя одежду.
— Спасибо, псих-самоубийца, — рявкнула Настя через дверь. — Твои последние слова были поздравлением мне. Так и напишем на надгробии!