Будь моим первым
Шрифт:
Мы спустились на первый этаж вместе, держась за руки. Я был готов признаться в чем угодно, если понадобится, лишь бы ее не ругали. При этом четко понимал, что единственный человек, от которого стоит защищать эту девочку, — я сам. Она собралась с силами и улыбалась. Надела обратно платье, поправила прическу. Выглядела ослепительно. Только за пальцы меня все время держала крепко.
— Ну что ж, — сказал мне ее отец, когда мы оказались наедине. Он сел в кресло, я же остался стоять, как во время выговора перед начальством. — Полгода прошло уже, да? Сколько Нине сейчас? Я ни разу не видел, чтобы Полина чем-то интересовалась так долго.
Он так и сказал «чем-то», глядя на меня. Но в тот вечер я язык-то прикусил. Потому что Барсуков был полностью прав.
— Полина мне очень нравится. Я бы хотел попросить у вас разрешения за ней ухаживать. Обещаю, что сделаю для нее все, что только в моих силах. И… никогда не обижу, — ответил я. Мой карман жег испачканный кровью презерватив, перед глазами стояли красочные картинки. Мне хотелось во всем признаться и получить наказание. Но я лицемерно молчал, позаботившись о своей шкуре, за что сам себя ненавидел. Уже тогда понимая, что ненавидеть буду всю жизнь.
При этом смотрел Александру Барсукову в глаза. Не доверяйте мне свою дочь, выгоните меня к чертовой матери.
— Ты мне не нравишься, Ветров, — задумчиво сказал он. — И никогда не нравился, несмотря на рекомендации твоих коллег. Я таких, как ты, вижу насквозь, и меня подташнивает. Но Полина уперта, и запрещать ей что-то совершенно бессмысленно. Это ты еще поймешь. Поэтому я пока закрою глаза на ваши отношения. Но имей в виду, что ни копейки тебе моих денег не перепадет. И пока Полина будет с тобой — на нее наложены санкции. Если хочешь встречаться с моей дочкой, уж постарайся сделать так, чтобы она каждый день своей жизни была счастливой. Увижу хоть слезинку — я тебя с землей сровняю. И я сейчас не шучу.
— Не увидите.
— И еще. Не вздумай заделать ей ребенка или что-то в этом роде. Вообще не привыкай к этому дому. Ваши отношения — временные. Полина сейчас все делает наперекор. Я терпеть не могу врачей и военных — постоянно вращаюсь в вашем кругу и прекрасно понимаю, что вы из себя представляете. Исключительно мне назло Поля нашла себе комбо — военного врача. Ну что ж, ее право набить себе эти шишки. И как только ты облажаешься, я постараюсь убрать тебя из этого города подальше.
— Она поедет со мной.
— Ты действительно желаешь ей такой жизни?
Уже полтора часа жду мажорку. На улице холодно, но если зайду в магазин, то рискую пропустить девушку. На самом деле, это будет сюрприз. В последнее время я мастер сюрпризов. Утром написал Поле, можно ли ее встретить и отвезти домой, Полина сообщила, что освободится поздно, позвонит сама. Судя по сторис, она все еще на учебе. Что ж, подождем.
И вот Полина выходит из здания. Одета в джинсы, серый короткий пуховичок. На голове — шапка с помпоном, на лице — нет косметики. Сейчас ей на вид вообще лет четырнадцать — продолжаю себя накручивать. Полина в компании одногруппников, держит в руках стопку исписанных листов А4, хмурится. Что-то говорит, искренне возмущаясь, жестикулируя, подруги ей поддакивают. Я невольно любуюсь ее мимикой. Раскаяние в очередной раз пробивает потолок и берет новую вершину. Я хочу уйти.
При этом смотрю на нее неотрывно. Мне так жаль.
Между нами метров двадцать, я стою чуть в стороне, и она меня не видит. Заталкивает свои бумаги в пакет, ругается. Мне хочется ее окликнуть, но слова застревают в горле. Перед глазами тонкая фигурка. Кровь. Слезы. Ее отцу следовало засадить меня за решетку.
Олеся берет ее за руку и кивает в мою сторону. Полина резко поворачивается, смотрит на меня. Удивляется. А потом улыбается.
Ее улыбка окончательно размазывает меня по стенке. Я опускаю плечи и голову, желая и одновременно не надеясь, что она подойдет. Вчера… все было сумбурно. Я поговорил с ее отцом и ушел, она смотрела из окна своей комнаты, провожала глазами. Я помахал на прощание, она не ответила.
Полина бросает свой пакет прямо в снег и бежит ко мне. Не идет быстрым шагом, а именно бежит, еще и ускоряясь! Как ребенок при виде вернувшегося с работы родителя, по которому тосковала весь день. Я смотрю в ее глаза, и так больно мне еще никогда не было. Сердце начинает ускоряться. Я ее не заслуживаю.
Полина бежит.
Я отставляю ногу немного назад для опоры, потому что уже понимаю — она не остановится. Хочу выкинуть окурок, но не успеваю. Быстро раскрываю объятия, приглашая, и она летит навстречу! Боже, Поля с разбегу прыгает на меня, обнимая руками и ногами, вообще не беспокоясь, удержу ли я ее на весу. Ловлю, крепко обхватывая за талию. Вес ее тела на скорости ощущается больше, чем есть на самом деле. Я делаю несколько шагов назад, чтобы не потерять равновесие. Полина не думает ни о чем, обнимает меня и целует в губы. Я никого никогда не любил так сильно. Я не могу поверить, что мое дурное ослепляющее чувство взаимно. Мое сердце разрывается. И я, не удержавшись, падаю назад, едва успевая подставить руку, чтобы хоть как-то смягчить столкновение с землей.
Наше падение Полю не смущает. Мы сидим на снегу, Полина сверху. Она, конечно, не пострадала. Я крепко обнимаю ее, целую в доверчивые губы и чувствую, что мне самому будто снова восемнадцать. И мне это нравится — просто сидеть с ней на снегу и целоваться. Нравится жить.
Глажу ее по спине, по разметавшимся по плечам волосам, она смеется.
— Вот это сюрприз! — говорит игриво. — Давно ждешь? Копчик не сломал?
— Да по хрену, — улыбаюсь.
— Ая-я-яй, — ругает она меня, стряхивая снег с моих плеч. — Какие планы?
— Поужинаешь со мной где-нибудь?
Она пожимает плечами.
— Пожалуйста, — добавляю я.
— Да, можно. Расскажешь как раз, что тебе наговорил мой отец. После вчерашнего я думала, что ты больше ко мне на пушечный выстрел не подойдешь.
— Почему?
— Ну он пообещает тебе Колыму или что похлеще. Думаешь, я своего отца не знаю? — приподнимает брови.
— Он так и сделал.
Полина грустнеет, опускает глаза, и мне хочется сделать что угодно, хоть вены себе прямо сейчас вскрыть, лишь бы она улыбалась. Вот только это так не работает.
Обхватываю ее лицо ладонями, целую в нос, щеки.
— Оно того будет стоить, — говорю нечто пафосное до тошноты. Но девушке только восемнадцать, поэтому подобные фразочки ей пока еще нравятся. Более того, именно их она и ждет. Поля улыбается.
— О как вы заговорили, Илья Викторович. А то пели мне, помнится, однажды, что наша интрижка не имеет смысла, — смотрит мне в глаза томно. — Вы влюбились, что ли? Или за тебя чувство вины говорит? Так не надо со мной из-за вины.
— Влюбился, — говорю честно. Что угодно сейчас скажу, лишь бы продолжала улыбаться.